История иешуа га ноцри. Разница между иешуа и иисусом

Иешуа высок, но высота его — человеческая
по природе своей. Он высок по человеческим
меркам. Он человек. В нем нет ничего от Сына Божия.
М. Дунаев 1

Иешуа и Мастер, несмотря на то, что по объему занимают немного места в романе, являются центральными героями романа. У них немало общего: один - бродячий философ, не помнящий своих родителей и не имеющий никого на свете; другой — безымянный сотрудник какого-то московского музея, также совершенно одинокий.

Судьбы обоих складываются трагически, и этим они обязаны той истине, которая им открыта: для Иешуа — это идея добра; для Мастера - это та правда о событиях двухтысячелетней давности, которую он "угадал" в своем романе.

Иешуа Га-Ноцри. С религиозной точки зрения образ Иешуа Га-Ноцри является отступлением от христианских канонов, и магистр богословия, кандидат филологических наук М.М. Дунаев об этом пишет: "На древе утраченной истины, утонченного заблуждения созрел и плод под названием “Мастер и Маргарита”, с художественным блеском вольно или невольно - исказивший первооснову [Евангелие. — В.К.], а в результате вышел роман антихристианский, “евангелие от сатаны”, “анти-литургия”" 2 . Однако булгаковский Иешуа — это образ художественный, многомерный, оценка и анализ его возможны с различных точек зрения: религиозной, исторической, психологической, этической, философской, эстетической… Принципиальная многомерность подходов порождает множественность точек зрения, порождает споры о сущности этого персонажа романа.

Для читателя, впервые открывающего роман, имя этого персонажа является загадкой. Что оно означает? "Иешуа (или Иегошуа ) — это еврейская форма имени Иисус , что в переводе означает “Бог мое спасение”, или “Спаситель”" 3 . Га-Ноцри в соответствии с распространенным толкованием этого слова переводится как "Назарей; назарянин; из Назарета", то есть родного города Иисуса, где прошли его детские годы (родился Иисус, как известно, в Вифлееме). Но, коль выбрана автором нетрадиционная форма именования персонажа, нетрадиционным с религиозной точки зрения, неканоническим должен быть и сам носитель этого имени. Иешуа — это художественный, неканонический "двойник" Иисуса Христа (Христос в переводе с греческого — "Мессия").

Нетрадиционность образа Иешуа Га-Ноцри в сравнении с евангельским Иисусом Христом очевидна:

Иешуа у Булгакова - "человек лет двадцати семи" . Иисусу Христу, как известно, было тридцать три года во время свершения им жертвенного подвига. Относительно даты рождения Иисуса Христа, действительно, существуют расхождения среди самих церковно служителей: протоиерей Александр Мень, ссылаясь на труды историков, считает, что Христос родился на 6-7 лет раньше его официального рождества, исчисленного в VI веке монахом Дионисием Малым 4 . Этот пример показывает, что М. Булгаков, создавая свой "фантастический роман" (авторское определение жанра), основывался на реальных исторических фактах;

булгаковский Иешуа не помнит своих родителей. Мать и официальный отец Иисуса Христа названы во всех Евангелиях;

Иешуа по крови "кажется, сириец" . Еврейское происхождение Иисуса прослежено от Авраама (в Евангелии от Матфея);

Иешуа имеет одного-единственного ученика — Левия Матвея. У Иисуса, как утверждают евангелисты, было двенадцать апостолов;

Иешуа предан Иудой — каким-то едва знакомым молодым человеком, который, однако, не является учеником Иешуа (как в Евангелии Иуда является учеником Иисуса);

Иуда у Булгакова убит по приказанию Пилата, который хочет хотя бы этим успокоить свою совесть; евангельский Иуда из Кариота повесился;

после смерти Иешуа тело его похищает и предает земле Левий Матвей. В Евангелии — Иосиф из Аримафеи, "ученик Христа, но тайный из страха от иудеев";

изменен характер проповеди евангельского Иисуса, в романе М. Булгакова оставлено лишь одно нравственное положение "Все люди добрые" , к этому, однако, христианское учение не сводится;

оспорено божественное происхождение Евангелий. О записях на пергаменте ученика — Левия Матвея — Иешуа в романе говорит: "Эти добрые люди… ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной. <...> Ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты Бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал";

не говорится о божественном происхождении Богочеловека и распятии на кресте — искупительной жертве (у Булгакова казнимые "приговорены… к повешению на столбах!" ).

Читайте также другие статьи по творчеству М.А. Булгакова и анализу романа "Мастер и Маргарита":

• 3.1. Образ Иешуа Га-Ноцри. Сравнение с евангельским Иисусом Христом

ИЕШУА ГА-НОЦРИ, персонаж романа “Мастер и Маргарита”, восходящий к Иисусу Христу Евангелий. Имя “Иешуа Га-Ноцри” Булгаков встретил в пьесе Сергея Чевкина “Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины” (1922), а затем проверил его по трудам историков. В булгаковском архиве сохранились выписки из книги немецкого философа Артура Древса (1865-1935) “Миф о Христе”, переведенной на русский в 1924 г., где утверждалось, что по-древнееврейски слово “нацар”, или “нацер”, означает “отрасль “ или “ветвь”, а “Иешуа” или “Иошуа” – “помощь Ягве” или “помощь божию”. Правда, в другой своей работе, “Отрицание историчности Иисуса в прошлом и настоящем”, появившейся на русском в 1930 г., Древе отдавал предпочтение иной этимологии слова “нацер” (еще один вариант – “ноцер”) – “страж”, “пастух”, присоединяясь к мнению британского историка библии Уильяма Смита (1846-1894) о том, что еще до нашей эры среди евреев существовала секта назореев, или назарян, почитавших культового бога Иисуса (Иошуа, Иешуа) “га-ноцри”, т.е. “Иисуса-хранителя”. В архиве писателя сохранились и выписки из книги английского историка и богослова епископа Фридерика В. Фаррара “Жизнь Иисуса Христа” (1873). Если Древе и другие историки мифологической школы стремились доказать, что прозвище Иисуса Назарей (Га-Ноцри) не носит географического характера и никак не связано с городом Назаретом, который, по их мнению, еще не существовал в евангельские времена, то Фаррар, один из наиболее видных адептов исторической школы (см.: Христианство), отстаивал традиционную этимологию. Из его книги Булгаков узнал, что упоминаемое в Талмуде одно из имен Христа – Га-Ноцри означает Назарянин. Древнееврейское “Иешуа” Фаррар переводил несколько иначе, чем Древе, – “чье спасение есть Иегова”. С Назаретом английский историк связывал город Эн-Сарид, который упоминал и Булгаков, заставляя Пилата во сне видеть “нищего из Эн-Сарида”. Во время же допроса прокуратором И. Г.-Н. в качестве места рождения бродячего философа фигурировал город Гамала, упоминавшийся в книге французского писателя Анри Барбюса (1873-1935) “Иисус против Христа”. Выписки из этой работы, вышедшей в СССР в 1928 г., также сохранились в булгаковском архиве. Поскольку существовали различные, противоречившие друг другу этимологии слов “Иешуа” и “Га-Ноцри”, Булгаков не стал как-либо раскрывать значение этих имен в тексте “Мастера и Маргариты”. Из-за незавершенности романа писатель так и не остановил свой окончательный выбор на одном из двух возможных мест рождения И. Г.-Н.

В портрете И. Г.-Н. Булгаков учел следующее сообщение Фаррара: “Церковь первых веков христианства, будучи знакома с изящной формой, в которую гений языческой культуры воплощал свои представления о юных богах Олимпа, но, сознавая также роковую испорченность в ней чувственного изображения, по-видимому с особенной настойчивостью старалась освободиться от этого боготворения телесных качеств и принимала за идеал Исаино изображение пораженного и униженного страдальца или восторженное описание Давидом презренного и поносимого людьми человека (Исх., LIII, 4; Пс., XXI, 7,8,16,18). Красота Его, говорит Климент Александрийский, была в его душе, по внешности же Он был худ. Иустин Философ описывает его как человека без красоты, без славы, без чести. Тело Его, говорит Ориген, было мало, худо сложено и неблагообразно. “Его тело, – говорит Тертуллиан, – не имело человеческой красоты, тем менее небесного великолепия”. Английский историк приводит также мнение греческого философа II в. Цельса, который сделал предание о простоте и неблагообразии Христа основанием для отрицания Его божественного происхождения. Вместе с тем, Фаррар опроверг основанное на ошибке латинского перевода Библии – Вульгаты – утверждение, что Христос, исцеливший многих от проказы, сам был прокаженным. Автор “Мастера и Маргариты” счел ранние свидетельства о внешности Христа достоверными, и сделал своего И. Г.-Н. худым и невзрачным со следами физического насилия на лице: представший перед Понтием Пилатом человек “был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшийся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора”. Булгаков, в отличие от Фаррара, всячески подчеркивает, что И. Г.-Н. – человек, а не Бог, поэтому он и наделен самой неблагообразной, не запоминающейся внешностью. Английский же историк был убежден, что Христос “не мог быть в своей внешности без личного величия пророка и первосвященника”. Автор “Мастера и Маргариты” учел слова Фаррара о том, что до допроса у прокуратора Иисуса Христа дважды били. В одном из вариантов редакции 1929 г. И. Г.-Н. прямо просил Пилата: “ – Только ты не бей меня сильно, а то меня уже два раза били сегодня...” После побоев, а тем более во время казни, внешность Иисуса никак не могла содержать признаков величия, присущего пророку. На кресте у И. Г.-Н. в облике проступают довольно уродливые черты: “...Открылось лицо повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо”, а “глаза его, обычно ясные, теперь были мутноваты”. Внешнее неблагообразие И. Г.-Н. контрастирует с красотой его души и чистотой его идеи о торжестве правды и добрых людей (а злых людей, по его убеждению, нет на свете), подобно тому как, по словам христианского теолога II-III вв. Климента Александрийского, духовная красота Христа противостоит его ординарной внешности.

В образе И. Г.-Н. отразились рассуждения еврейского публициста Аркадия Григорьевича (Авраама-Урии) Ковнера (1842-1909), чья полемика с Достоевским получила широкую известность. Вероятно, Булгаков был знаком с посвященной Ковнеру книгой Леонида Петровича Гроссмана (1888-1965) "Исповедь одного еврея" (М.-Л., 1924). Там, в частности, цитировалось письмо Ковнера, написанное в 1908 г. и критикующее рассуждения писателя Василия Васильевича Розанова (1856-1919) о сущности христианства. Ковнер утверждал, обращаясь к Розанову: "Бесспорно, что христианство играло и играет громадную роль в истории культуры, но мне кажется, что личность Христа тут почти ни при чем. Не говоря о том, что личность Христа более мифическая, чем реальная, что многие историки сомневаются в самом существовании его, что в еврейской истории и литературе о нем даже не упоминается, что сам Христос вовсе не основатель христианства, т. к. последнее сформировалось в религию и церковь лишь через несколько столетий после рождения Христа, - не говоря обо всем этом, ведь сам Христос не смотрел на себя, как на спасителя рода человеческого. Почему же Вы и Ваши присные (Мережковский, Бердяев и др.) ставите Христа центром мира, богочеловеком, святою плотью, моноцветком и т. п.? Нельзя же допустить, чтобы Вы и Ваши присные искренно верили во все чудеса, о которых рассказывается в Евангелиях, в реальное, конкретное воскресение Христа. А если все в Евангелии о чудесах иносказательно, то откуда у Вас обожествление хорошего, идеально чистого человека, каких, однако, всемирная история знает множество? Мало ли хороших людей умирало за свои идеи и убеждения? Мало ли их претерпело всевозможные муки в Египте, Индии, Иудее, Греции? Чем же Христос выше, святее всех мучеников? Почему он стал богочеловеком?

Что касается сущности идей Христа, насколько они выражены Евангелием, его смирения, его благодушия, то среди пророков, среди браминов, среди стоиков найдете не одного такого благодушного мученика. Почему же, опять-таки, один Христос спаситель человечества и мира?

Затем никто из вас не объясняет: что же было с миром до Христа? Жило же чем-нибудь человечество сколько тысячелетий без Христа, живут же четыре пятых человечества вне христианства, стало быть, и без Христа, без его искупления, т. е. нисколько в нем не нуждаясь. Неужели все бесчисленные миллиарды людей погибли и обречены на погибель потому только, что они явились на свет до Спасителя-Христа, или за то, что они, имея свою религию, своих пророков, свою этику, не признают божественность Христа?

Наконец, ведь девяносто девять сотых христиан до сего времени понятия не имеют об истинном, идеальном христианстве, источником которого считаете Христа. Ведь отлично же знаете, что все христиане в Европе и Америке скорее поклонники Ваала и Молоха, чем моноцветка Христа; что в Париже, Лондоне, Вене, Нью-Йорке, Петербурге и в настоящее время живут, как жили раньше язычники в Вавилоне, Ниневии, Риме и даже Содоме… Какие результаты дали святость, свет, богочеловечность, искупление Христа, если его поклонники остаются язычниками до сих пор?

Имейте мужество и отвечайте ясно и категорично на все эти вопросы, которые мучат непросвещенных и сомневающихся скептиков, а не прячьтесь под ничего не выражающие и непонятные восклицания: божественный космос, богочеловек, спаситель мира, искупитель человечества, моноцветок и т. п. Подумайте о нас, алчущих и жаждущих правды, и говорите с нами человеческим языком".

И. Г.-Н. у Булгакова говорит с Пилатом вполне человеческим языком, и выступает только в своей человеческой, а не божественной ипостаси. За пределами романа остаются все евангельские чудеса и воскресение. И. Г.-Н. не выступает в качестве создателя новой религии. Эта роль уготована Левию Матвею, который "неправильно записывает" за своим учителем. И девятнадцать веков спустя в язычестве продолжают пребывать даже многие из тех, кто считает себя христианами. Неслучайно в ранних редакциях "Мастера и Маргариты" один из православных священников устраивал распродажу церковных ценностей прямо в храме, а другой, отец Аркадий Элладов, убеждал Никанора Ивановича Босого и других арестованных сдавать валюту. В последующем эти эпизоды из романа ушли из-за своей явной нецензурности. И. Г.-Н. – это Христос, очищенный от мифологических наслоений, хороший, чистый человек, погибший за свое убеждение, что все люди – добрые. А церковь по силам основать лишь Левию Матвею, человеку жестокому, каким и называет его Понтий Пилат, и знающему, что "крови еще будет".

В трактовке образа Иисуса Христа как идеала нравственного совершенства Булгаков отошел от традиционных, канонических представлений, основанных на четырехевангелиях и апостольских посланиях. В.И. Немцев пишет: “Иешуа - это “авторское воплощение вдела положительного человека, к которому направлены стремления героев романа”. В романе Иешуа не дано не единого эффективного героического жеста. Он - обыкновенный человек: «Он не аскет, не пустынножитель, не отшельник, не окружен он аурой праведника или подвижника. Истязающего себя постом и молитвами. Как все люди, страдает от боли и радуется освобождению от нее». Мифологический сюжет, на который проецируется произведение Булгакова, представляет собой синтез трех основных элементов - Евангелия, Апокалипсиса и «Фауста». Две тысячи лет тому назад было найдено «переменившее весь ход мировой истории средство спасения». Булгаков видел его в духовном подвиге человека, который в романе назван Иешуа Га-Ноцри и за которым виден его великий евангельский прообраз. Фигура Иешуа стала выдающимся открытием Булгакова. Есть сведения о том, что Булгаков не был религиозен, в церковь не ходил, от соборования перед смертью отказался. Но вульгарный атеизм был ему глубоко чужд. Настоящая новая эра (подч.В.М.Акимовым) в ХХ веке - этотоже эра «лицетворение» (термин с.н. Булгакова - В.А.), время нового духовного самоспасения и самоуправления, подобное которому было явлено некогда миру в Иисусе Христе»1. Подобный акт может по М.Булгакову спасти наше Отечество в ХХ веке Возрождение бога должно произойти в каждом из людей.

История Христа в романе Булгакова изложена не так, как в Священном Писании. Это отношение фиксируется, оно становится предметом полемики повествования с библейским текстом. В качестве инвариантного сюжета писатель предлагает апокрифическую версию евангельского повествования, в которой каждый из участников совмещает в себе противоположные черты и выступает в двойственной роли. «Вместо прямой конфронтации жертвы и предателя, Мессии и его учеников и враждебных им образуется сложная система. Между всеми членами которой проступают отношения родства частичного подобия»2. Переосмысление канонического евангельского повествования и придает версии Булгакова характер апокрифа. Сознательное и резкое неприятие канонической новозаветной традиции в романе проявляется том что записи Левия Матвея (т.е. как бы будущий текст Евангелия от Матфея) оцениваются Иешуа как полностью несоответствующие действительности. Роман выступает как истинная версия.

Первое представление об апостоле и евангелисте Матфее в романе дает оценка самого Иешуа: «...Ходит, ходит один с Козлиным пергаментом и непрерывно пишет, но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент!». Стало быть, сам Иешуа отвергает достоверность свидетельств Евангелия от Матфея. В этом отношении он проявляет единство взглядов с Волондом - Сатаной: «... Уж кто-кто, - обращается Воланд к Берлиозу, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в Евангелиях, не происходило не самом деле никогда...». Не случайно глава, в которой Воланд начинал рассказывать роман Мастера, в черновых вариантах имела заглавие «Евангелие от Дьявола» и «Евангелие от Воланда». Многое в романе Мастера о Понтии Пилате очень далеко от евангельских текстов. В частности, нет сцены воскресения Иешуа, отсутствует вообще Дева Мария; проповеди Иешуа продолжаются не три года, как в Евангелии, а в лучшем случае несколько месяцев.

Если двойственная сущность главного героя (творческая сила и слабость идр.) делает его героем апокрифического Евангелия Булгакова, то это придает его миссии фаустиянский характер и его гибели ампивалентный смысл.

Что касается деталей «древних» глав, то многие из них Булгаков почерпнул из Евангелий и проверил по надежным историческим источникам. Работая над этими главами, Булгаков, в частности, внимательно изучил «Историю евреев» Генрих Гретца, «Жизнь Иисуса» Д.Штрауса, «Иисус против Христа» А.Барбюса, «Археологию преданий господа нашего Иисуса Христа» Н.К.Масковитского, «Книгу бытия моего» П.Успенского, «Гефсиманию А.М.Федорова, «Пилата» Г. Петровского, «Прокуратора Иудеи» А.Дранса, «Жизнь Иисуса Христа» Феррара, и конечно же, Библию «Евангелия. Особое место занимала книга Э.Ренана «Жизнь Иисуса», из которой писатель почерпнул хронологические данные и некоторые исторические детали. Из ренановского «Антихриста» пришел в роман Булгакова Афраний. Кроме того роман Мастера напоминает ренановскую «жизнь Иисуса» и концептуально. Булгаков воспринял «воспринял «мысль о влиянии евангельской притчи на европейскую культуру последних двух тысячелетий». По Ренану, Иисус - лучшее в истории «моральное учение, догматированное церковью, ему враждебной». Идея культа, основанная на нравственности и чистоте сердца и братстве людей, превратилась в «несколько сенсаций, собранных по памяти его слушателями в особенности... апостолами».

Для создания многих деталей и образов исторической части романа первичными импульсами послужили некоторые художественные произведения. Так Иешуа наделен некоторыми качествами сервантовского Дон Кихота. На вопрос Пилата, действительно ли Иешуа считает добрыми всех людей, в том числе и избившего его кентуриона Марка Крысобоя, Га-Ноцри отвечает утвердительно и добавляет, что Марк, «правда, несчастливый человек... Если бы с ним поговорить, вдруг мечтательно сказал арестант, - я уверен, что он резко изменился бы». В романе Сервантеса: Дон Кихот подвергается в замке герцог оскорблению со стороны священника. Назвавшего его «пустой головой», но кротко отвечает: «Я не должен видеть. Да и не вижу ничего обидного в словах этого доброго человека. Единственно, о чем я жалею, это что он не побыл с нами - я бы ему доказал, что он ошибался». Именно идея «заряжения добромроднит булгаковского героя с рыцарем Печального Образа. В большинстве же случаев литературные источники настолько органично вплетены в ткань повествования, что относительно многих эпизодов трудно однозначно сказать, взяты ли они из жизни или из книг».

М. Булгаков изображал Иешуа. Нигде ни единым намеком не показывает, что это Сын божий. Иешуа везде представлен Человеком, философии, мудрецом, целителем, но - Человеком. Никакого ореола святости над образом Иешуа не витает, и в сцене мучительной смерти присутствует цель - показать, какая несправедливость творится в Иудее.

Образ Иешуа - это лишь «персонифицированный образ морально-философских представлений человечества... нравственного закона вступающего в неравную хватку с юридическим правом»3. Не случайно портрет Иешуа как таковой в романе фактически отсутсвует: автор указывает на возраст, описывает одежду, выражение лица, упоминает о cиняке, и сcадине - но не более того: «...Ввели...человека лет двадцати семи. Этот человека был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта - ссадина с запекшейся кровью. Приведенный тревожным любопытством глядел на прокуратора».

На вопрос Пилата о родных отвечает «Нет никого. Я один в мире». Но вот что опять странно: это отнюдь не звучит жалобой на одиночество... Иешуа не ищет сострадание, в нем нет чувства ущербности или сиротства. У него это звучит примерно так: «Я один - весь мир передо мною» или - «Я один перд всем миром», или - «Я и есть этот мир». «Иешуа самодостаточен, вбирая в себя весь мир» . В.М.Акимов справедливо подчеркивал, что «трудно понять цельность Иешуа, его равность себе самому - и всему миру, который он вобрал в себя. Иешуа не прячется в колоритное многоголосие ролей; мелькание импозантных или гротескных масок, скрывающих вожделение «Иешуа», ему чуждо Он свободен от всего «скакания», сопутствующего расщеплению, через которое проходят многие (не все ли?!) персонажи «современных» глав». Нельзя не согласиться с В.М.Акимовым в том, что сложная простота булгаковского героя трудно постижима, неотразимо убедительна и всесильна. Более того, сила Иешуа Га-Ноцри так велика и так объемлюща, что поначалу многие принимают ее за слабость, даже за духовное безволие.

Однако Иешуа Га-Ноцри не простой человек: Воланд - Сатана мыслит себя с ним в небесной иерархии примерно на равных. Булгаковский Иешуа является носителем идеи богочеловека. Он реализует философский принцип Н.Бердяева: «Все должно быть имманентно вознесено на крест». Е.О. Пенкина напоминает в этой связи, что в экзистенциальном плане Бог делит с Сатаной свою власть. Отталкиваясь от отечественной традиции развития идеи о сверхчеловеке, автор утверждает, что Булгаков создает героя - антитезу Иешуа. «Антитезу в смысле философского оппонента в споре между неоднозначностью добра и зла. Этой величайшей противоположностью будет Воланд». Царством Воланда и его гостей, пирующих в полнолуние на весеннем балу, является Луна - «фантастический мир теней, загадок и призрачности». Холодящий свет луны, кроме того, - это успокоение и сон. Как тонко подмечает В.Я.Лакшин, Иешуа на крестном его пути сопровождает Солнце - «привычный символ жизни, радости, подлинного света», «изучение жаркой и опаляющей реальности».

Говоря об Иешуа, нельзя не упомянуть о его необычном мнении. Если первая часть - Иешуа - прозрачно намекает на имя Иисуса, то «неблагозвучие плебейского имени» - Га-Ноцри - «столь приземленного» и «обмирщенного» в сравнении с торжественным церковным - Иисус, как бы призвано подтвердить подлинность рассказа Булгакова и его независимость от евангельской традиции». Бродяга-философ крепок своей наивной верой в добро, которую не могут отнять у него ни страх наказания, ни зрелище вопиющей несправедливости, чьей жертвой становится он сам. Его неизменная вера существует вопреки обыденной мудрости и наглядным уроком казни. В житейской практике эта идея добра, к сожалению, не защищена. «Слабость проповеди Иешуа в ее идеальности, - справедливо считает В.Я.Лакшин - но Иешуа упрям, и в абсолютной цельности его веры в добро есть своя сила». В своем герое автор видит не только религиозного проповедника и реформатора - образ Иешуа воплощает в себе свободную духовную деятельность.

Обладая развитой интуицией, тонким и сильным интеллектом, Иешуа способен угадывать будущее, причем, не просто грозу, которая «начнется позже, к вечеру», но и судьбу своего учения, уже сейчас неверно излагаемого Левием. Иешуа - внутренне свободен. Даже понимая, что ему реально угрожает смертная казнь, он считает нужным сказать римскому наместнику: «Твоя жизнь скудна, игемон». Б.В.Соколов полагает, что идея «заражения добром, являющаяся лейтмотивом проповеди Иешуа, привнесена Булгаковым из ренановского «Антихриста». Иешуа мечтает о будущем царстве «истины и справедливости» и оставляет его открытым абсолютно для всех. «....настанет время, когда не будет власти ни, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть».

Га-Ноцри проповедует любовь и терпимость. Он никому не отдает предпочтение, для него одинаково интересны и Пилат, и Иуда, и Крысобой. Все они - «добрые люди», только - «покалеченные» теми или иными обстоятельствами. В беседе с Пилатом он лаконично излагает суть своего учения: «... злых людей нет на свете». Слова Иешуа перекликаются с кантовскими высказываниями о сути христианства. Определенной или как чистая вера в добро, как религия доброго образ жизни. Обязывающей к внутреннему совершенствованию. Священник в ней просто наставник, а церковь - место собраний для поучений. Кант рассматривает добро как свойство, изначально присущее человеческой природе, как впрочем. и зло. Для того чтобы человек состоялся как личность. Т.е. существо. Способное воспринимать уважение к моральному закону, он должен развить в себе доброе начало и подавить злое. И все здесь зависит от самого человека. Иешуа. Даже понимал. Что от его слов зависит решение его судьбы. Ради собственной же идеи добра не произносит слово неправды. Если бы он хоть немного покривил душой, то «исчез бы весь смысл его учения, ибо добро - это правда!». А «правду говорить легко и приятно».

В чем же главная сила Иешуа? Прежде всего в открытости. Непосредственности. Он всегда находится в состоянии духовного порыва «навстречу». Его первое же появление в романе фиксирует это: «Человек со связанными руками несколько подался вперед + и начал говорить:

Добрый человек! Поверь мне...» .

Иешуа - человек, всегда открытый миру. «Беда в том, - продолжал никем не остнавливаемый связанный, - что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей». «Открытость» и «замкнутость» - вот, по Булгакову, полосы добра и зла. «Движение навстречу» - сущность добра. Уход в себя, замкнутость - вот, что открывает дорогу злу. Уходя в себя, человек так или иначе вступает в контакт с дьяволом. М.Б.Бабинский отмечает необъективную способность Иешуа поставить себя на место другого. Чтобы понять его состояние. Основой гуманизма этого человека является талант тончайшего самосознания и на этой основе - понимание других людей, с которыми сводит его судьба.

Но разве увлечение к миру «навстречу» ему не есть одновременно «движение» истинно?

В этом - ключ эпизоду с вопросом: «Что такое истина?» Пилату, мучающемусягемикранией, Иешуа отвечает так: «Истина... в том, что у тебя болит голова» .

Булгаков и здесь верен себе: ответ Иешуа связан с глубинным смыслом романа - призывом прозреть правду сквозь намеки к «низа», и «середины»; открыть глаза, начатьвидеть.

Истина для Иешуа - это то, что на самом деле. Это снятие покров с явлений и вещей, освобождение ума и чувство и от любого сковывающего этикета, от догм; это преодоление условностей и помех. Уидущих от всяких «директив», « «середин» и тем более - толчков «снизу». «Истина Иешуа Га-Ноцри - это восстановление действительного видения жизни, воля и мужество не отворачиваться и не опускать глаз, способность открывать мир, а не закрываться от него ни условностями ритуала, ни выбросами «низа». Истина Иешуа не повторяет «традицию», «регламент» и «ритуал». Она становится живой и всякий раз новой способностью к диалогу с жизнью.

Но здесь и заключено самое трудное, ибо для полноты такого общения с миром необходимо бесстрашие. Бесстрашие души, мысли, чувства».

Деталь, характерная для Евангелия от Булгакова, - сочетание чудотворной силы и чувства усталости и потерянности у главного героя, и высшая сила, пославшая Иешуа на его миссию, а затем покинувшая его и ставшая причиной его гибели; и описание гибели героя как вселенской катастрофы - конца света: «настала полутьма, и молнии бороздили черное небо. Из него вдруг брызнуло огнем, и крик кентуриона: «Снимай цепь!» - утонул в грохоте. ...». Тьма закрыла Евангелие. Ливень хлынул внезапно... Вода обрушилась так страшно, что когда солдаты бежали снизу, им вдогонку уже летели бушующие потоки» .

Несмотря на то, что сюжет кажется завершенным - Иешуа казнен, автор стремится утвердить, что победа зла над добром не может стать результатом общественно-нравственного противоборства, этого, по Булгакову, не приемлет сама человеческая природа, не должен позволить весь ход цивилизации. Возникает впечатление. Что Иешуа так и не нашел. что он умер. Он был живым все время и живым ушел. Кажется, самого слова «умер» нет в эпизодах Голгофы. Он остался живым. Он мертв лишь для Левия, для слуг Пилата. Великая трагическая философия жизни Иешуа состоит в том, что на истину (и на выбор жизни в истине) испытывается и утверждается также и выбором смерти. Он «сам управился» не только со своей жизнью, но и со своей смертью. Он «подвесил» свою телесную смерть так же, как «подвесил» свою духовную жизнь. Тем самым он поистине «управляет» собой (и всем вообще распорядком на земле); управляет не только Жизнью, но и Смертью». «Самотворение», «самоуправление» Иешуа выдержало испытание смертью, и поэтому оно стало бессмертным.

Персонаж романа «Мастер и Маргарита», восходящий к Иисусу Христу Евангелий. Имя «Иешуа Га-Ноцри» Булгаков встретил в пьесе Сергея Чевкина «Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины» (1922), а затем проверил его по трудам историков. В булгаковском архиве сохранились выписки из книги немецкого философа Артура Древса (1865-1935) «Миф о Христе», переведенной на русский в 1924 г., где утверждалось, что по-древнееврейски слово «нацар», или «нацер», означает «отрасль « или «ветвь», а «Иешуа» или «Иошуа» - «помощь Ягве» или «помощь божию». Правда, в другой своей работе, «Отрицание историчности Иисуса в прошлом и настоящем», появившейся на русском в 1930 г., Древе отдавал предпочтение иной этимологии слова «нацер» (еще один вариант - «ноцер») - «страж», «пастух», присоединяясь к мнению британского историка библии Уильяма Смита (1846-1894) о том, что еще до нашей эры среди евреев существовала секта назореев, или назарян, почитавших культового бога Иисуса (Иошуа, Иешуа) «га-ноцри», т.е. «Иисуса-хранителя». В архиве писателя сохранились и выписки из книги английского историка и богослова епископа Фридерика В. Фаррара «Жизнь Иисуса Христа» (1873). Если Древе и другие историки мифологической школы стремились доказать, что прозвище Иисуса Назарей (Га-Ноцри) не носит географического характера и никак не связано с городом Назаретом, который, по их мнению, еще не существовал в евангельские времена, то Фаррар, один из наиболее видных адептов исторической школы (см.: Христианство), отстаивал традиционную этимологию. Из его книги Булгаков узнал, что упоминаемое в Талмуде одно из имен Христа - Га-Ноцри означает Назарянин. Древнееврейское «Иешуа» Фаррар переводил несколько иначе, чем Древе, - «чье спасение есть Иегова». С Назаретом английский историк связывал город Эн-Сарид, который упоминал и Булгаков, заставляя Пилата во сне видеть «нищего из Эн-Сарида». Во время же допроса прокуратором И. Г.-Н. в качестве места рождения бродячего философа фигурировал город Гамала, упоминавшийся в книге французского писателя Анри Барбюса (1873-1935) «Иисус против Христа». Выписки из этой работы, вышедшей в СССР в 1928 г., также сохранились в булгаковском архиве. Поскольку существовали различные, противоречившие друг другу этимологии слов «Иешуа» и «Га-Ноцри», Булгаков не стал как-либо раскрывать значение этих имен в тексте «Мастера и Маргариты». Из-за незавершенности романа писатель так и не остановил свой окончательный выбор на одном из двух возможных мест рождения И. Г.-Н.

В портрете И. Г.-Н. Булгаков учел следующее сообщение Фаррара: «Церковь первых веков христианства, будучи знакома с изящной формой, в которую гений языческой культуры воплощал свои представления о юных богах Олимпа, но, сознавая также роковую испорченность в ней чувственного изображения, по-видимому с особенной настойчивостью старалась освободиться от этого боготворения телесных качеств и принимала за идеал Исаино изображение пораженного и униженного страдальца или восторженное описание Давидом презренного и поносимого людьми человека (Исх., LIII, 4; Пс., XXI, 7,8,16,18). Красота Его, говорит Климент Александрийский, была в его душе, по внешности же Он был худ. Иустин Философ описывает его как человека без красоты, без славы, без чести. Тело Его, говорит Ориген, было мало, худо сложено и неблагообразно. «Его тело, - говорит Тертуллиан, - не имело человеческой красоты, тем менее небесного великолепия». Английский историк приводит также мнение греческого философа II в. Цельса, который сделал предание о простоте и неблагообразии Христа основанием для отрицания Его божественного происхождения. Вместе с тем, Фаррар опроверг основанное на ошибке латинского перевода Библии - Вульгаты - утверждение, что Христос, исцеливший многих от проказы, сам был прокаженным. Автор «Мастера и Маргариты» счел ранние свидетельства о внешности Христа достоверными, и сделал своего И. Г.-Н. худым и невзрачным со следами физического насилия на лице: представший перед Понтием Пилатом человек «был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта - ссадина с запекшийся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора». Булгаков, в отличие от Фаррара, всячески подчеркивает, что И. Г.-Н. - человек, а не Бог, поэтому он и наделен самой неблагообразной, не запоминающейся внешностью. Английский же историк был убежден, что Христос «не мог быть в своей внешности без личного величия пророка и первосвященника». Автор «Мастера и Маргариты» учел слова Фаррара о том, что до допроса у прокуратора Иисуса Христа дважды били. В одном из вариантов редакции 1929 г. И. Г.-Н. прямо просил Пилата: « - Только ты не бей меня сильно, а то меня уже два раза били сегодня...» После побоев, а тем более во время казни, внешность Иисуса никак не могла содержать признаков величия, присущего пророку. На кресте у И. Г.-Н. в облике проступают довольно уродливые черты: «...Открылось лицо повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо», а «глаза его, обычно ясные, теперь были мутноваты». Внешнее неблагообразие И. Г.-Н. контрастирует с красотой его души и чистотой его идеи о торжестве правды и добрых людей (а злых людей, по его убеждению, нет на свете), подобно тому как, по словам христианского теолога II-III вв. Климента Александрийского, духовная красота Христа противостоит его ординарной внешности.

В образе И. Г.-Н. отразились рассуждения еврейского публициста Аркадия Григорьевича (Авраама-Урии) Ковнера (1842-1909), чья полемика с Достоевским получила широкую известность. Вероятно, Булгаков был знаком с посвященной Ковнеру книгой Леонида Петровича Гроссмана (1888-1965) "Исповедь одного еврея" (М.-Л., 1924). Там, в частности, цитировалось письмо Ковнера, написанное в 1908 г. и критикующее рассуждения писателя Василия Васильевича Розанова (1856-1919) о сущности христианства. Ковнер утверждал, обращаясь к Розанову: "Бесспорно, что христианство играло и играет громадную роль в истории культуры, но мне кажется, что личность Христа тут почти ни при чем. Не говоря о том, что личность Христа более мифическая, чем реальная, что многие историки сомневаются в самом существовании его, что в еврейской истории и литературе о нем даже не упоминается, что сам Христос вовсе не основатель христианства, т. к. последнее сформировалось в религию и церковь лишь через несколько столетий после рождения Христа, - не говоря обо всем этом, ведь сам Христос не смотрел на себя, как на спасителя рода человеческого. Почему же Вы и Ваши присные (Мережковский, Бердяев и др.) ставите Христа центром мира, богочеловеком, святою плотью, моноцветком и т. п.? Нельзя же допустить, чтобы Вы и Ваши присные искренно верили во все чудеса, о которых рассказывается в Евангелиях, в реальное, конкретное воскресение Христа. А если все в Евангелии о чудесах иносказательно, то откуда у Вас обожествление хорошего, идеально чистого человека, каких, однако, всемирная история знает множество? Мало ли хороших людей умирало за свои идеи и убеждения? Мало ли их претерпело всевозможные муки в Египте, Индии, Иудее, Греции? Чем же Христос выше, святее всех мучеников? Почему он стал богочеловеком?

Что касается сущности идей Христа, насколько они выражены Евангелием, его смирения, его благодушия, то среди пророков, среди браминов, среди стоиков найдете не одного такого благодушного мученика. Почему же, опять-таки, один Христос спаситель человечества и мира?

Затем никто из вас не объясняет: что же было с миром до Христа? Жило же чем-нибудь человечество сколько тысячелетий без Христа, живут же четыре пятых человечества вне христианства, стало быть, и без Христа, без его искупления, т. е. нисколько в нем не нуждаясь. Неужели все бесчисленные миллиарды людей погибли и обречены на погибель потому только, что они явились на свет до Спасителя-Христа, или за то, что они, имея свою религию, своих пророков, свою этику, не признают божественность Христа?

Наконец, ведь девяносто девять сотых христиан до сего времени понятия не имеют об истинном, идеальном христианстве, источником которого считаете Христа. Ведь отлично же знаете, что все христиане в Европе и Америке скорее поклонники Ваала и Молоха, чем моноцветка Христа; что в Париже, Лондоне, Вене, Нью-Йорке, Петербурге и в настоящее время живут, как жили раньше язычники в Вавилоне, Ниневии, Риме и даже Содоме… Какие результаты дали святость, свет, богочеловечность, искупление Христа, если его поклонники остаются язычниками до сих пор?

Имейте мужество и отвечайте ясно и категорично на все эти вопросы, которые мучат непросвещенных и сомневающихся скептиков, а не прячьтесь под ничего не выражающие и непонятные восклицания: божественный космос, богочеловек, спаситель мира, искупитель человечества, моноцветок и т. п. Подумайте о нас, алчущих и жаждущих правды, и говорите с нами человеческим языком".

И. Г.-Н. у Булгакова говорит с Пилатом вполне человеческим языком, и выступает только в своей человеческой, а не божественной ипостаси. За пределами романа остаются все евангельские чудеса и воскресение. И. Г.-Н. не выступает в качестве создателя новой религии. Эта роль уготована Левию Матвею, который "неправильно записывает" за своим учителем. И девятнадцать веков спустя в язычестве продолжают пребывать даже многие из тех, кто считает себя христианами. Неслучайно в ранних редакциях "Мастера и Маргариты" один из православных священников устраивал распродажу церковных ценностей прямо в храме, а другой, отец Аркадий Элладов, убеждал Никанора Ивановича Босого и других арестованных сдавать валюту. В последующем эти эпизоды из романа ушли из-за своей явной нецензурности. И. Г.-Н. - это Христос, очищенный от мифологических наслоений, хороший, чистый человек, погибший за свое убеждение, что все люди - добрые. А церковь по силам основать лишь Левию Матвею, человеку жестокому, каким и называет его Понтий Пилат, и знающему, что "крови еще будет".

• - Персонаж романа «Мастер и Маргарита», восходящий к Иисусу Христу Евангелий. Имя «Иешуа Га-Ноцри» Булгаков встретил в пьесе Сергея Чевкина «Иешуа Ганоцри...

  Энциклопедия Булгакова

• - I. : 1) житель Вефсамиса, на поле к-рого остановилась колесница с ковчегом завета, возвращенным филистимлянами; 2) градонач. Иерусалима во времена царя Иосии; 3) предок Иисуса Христа...

  Библейская энциклопедия Брокгауза

"ИЕШУА ГА-НОЦРИ" в книгах

2. Иешуа Га-Ноцри и Новый Завет