В апреле 1906 года Санкт-Петербург был взбудоражен известиями об исчезновении одной из самых громких и скандальных фигур того времени — бывшего священника Георгия Гапона. Слухи ползли самые разные: Гапон исчез, Гапона убили где-то в одном из пригородов столицы, Гапон жив и бежал за границу...
«ГЕРОЙ 9 ЯНВАРЯ»
Фигура православного священника, сумевшего создать первую легальную массовую рабочую организацию в и провести многотысячное шествие к Зимнему дворцу 9 января 1905 года, и в наши дни, спустя 110 лет после его гибели, вызывает повышенный интерес. Кем был этот незаурядный человек, яркая звезда которого стремительно взошла и так же молниеносно закатилась на политическом небосклоне России начала прошлого столетия: искренним народным вождем, «революционером в рясе», честолюбивым авантюристом или обыкновенным провокатором на службе царского правительства и полиции?
Скорее всего, истина лежит где-то посредине между этими крайними оценками. В нем сочетались качества умелого организатора и черты популиста и демагога (недаром его так обожали рабочие, в бедные жилища которых приходил отец Георгий). Диктаторские наклонности причудливо соседствовали с отголосками толстовских идей, а аскетизм — с умением хорошо устраиваться в жизни и находить высоких покровителей.
Молодой священник из провинциальной Полтавы, приехав в Петербург учиться в духовной академии, всего за несколько лет пребывания в столице сделал неплохую карьеру. Эффектная внешность, незаурядный ораторский талант, умение производить впечатление на духовных и светских властителей обеспечили ему популярность среди прихожан и сравнительно неплохие места службы. В начале 1904 года он получил достаточно хорошо оплачиваемую (2000 рублей в год) должность священника церкви Св. Князя Михаила Черниговского при Санкт-Петербургской пересыльной тюрьме.
Организаторские способности Гапона, его проповеди «о силе рабочего товарищества» привлекли внимание министра внутренних дел Вячеслава Плеве и творца системы «полицейского социализма» Сергея Зубатова. Получив поддержку от петербургского градоначальника Ивана Фуллона, на средства департамента полиции он снял в августе 1903 года чайную-читальню на Оренбургской улице, ставшую затем центром «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга». Численность новой организации всего за год с небольшим возросла с 30 человек до почти 10 тысяч членов.
Но уже тогда проявились авантюризм и двуличие Гапона. Петербургскому градоначальнику Фуллону, с которым он не раз встречался и мирно беседовал за чашкой чая в здании Градоначальства на Гороховой, 2 он говорил о своих верноподданнических чувствах, а в кругу близкого окружения лидеров «Собрания» заявлял, что он убежденный революционер. Позднее, уже оказавшись за границей, приехав к Георгию Плеханову, Гапон рассыпался в льстивых речах в адрес меньшевистского лидера и тут же называл его человеком, «обмазанным салом: кажется, взял в руки, ан его нет». Лидерам РСДРП он говорил, что является убежденным сторонником социал-демократии, а эсеровских вождей уверял, что ему ближе всего их идеи и действия.
За несколько месяцев 1905 года, после печально знаменитого Кровавого воскресенья, Георгий Гапон становится популярной личностью не только в России, но и в Европе. В эмиграции он встречался с руководителями различных политических партий, в том числе с Лениным. Большевистский лидер и расстриженный священник на первых порах расстались очарованные друг другом. «Героя 9 января» с почетом принимали звезды европейской политики и культуры — Жорес, Клемансо, Франс. Зарубежные газеты и журналы платили ему огромные гонорары, а в России фотопортреты Гапона стояли на почетном месте во многих домах. Он даже претендует на роль лидера всего революционного движения, выступает инициатором проведения конференции с целью объединения различных сил, оппозиционных царизму.
Когда начальник финской Красной гвардии Иоганн Кокк простодушно заметил, что России теперь нужен не Гапон, а Наполеон, тот самонадеянно ответил: «А разве Гапон не может стать Наполеоном?». И полушутя-полусерьезно заметил в одной из бесед, почему бы ему не стать родоначальником новой династии «мужицких царей»: чем, дескать, Гапоны хуже Романовых.
ОТ РАДИКАЛИЗМА К КОНФОРМИЗМУ
Вернувшийся из-за границы после императорского Манифеста 17 октября 1905 года Георгий Гапон уже не был в глазах значительной части населения тем неоспоримым кумиром, каким сделали его события Кровавого воскресенья. Однако многие еще полагали, что уж если Гапон начал революцию, то ему предстоит и завершить ее.
Во взглядах же самого Георгия Аполлоновича к тому времени произошли существенные метаморфозы. Он уже не считал революционную борьбу единственно возможным средством освобождения рабочих, отказался от прежних радикальных воззрений. Постепенно созревало убеждение найти новый компромисс с правительством, чтобы возродить и активизировать «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», запрещенное после событий 9 января.
Через посредников Гапон начал переговоры с премьер-министром Сергеем Юльевичем Витте, который пообещал легализовать гапоновское «Собрание» и возместить понесенные организацией финансовые потери в размере 30 тысяч рублей. Взамен Витте потребовал от Гапона отказаться от революционной деятельности и выступить публично в поддержку правительственного курса. Гапон согласился и тем самым вызвал на себя целый шквал обвинений как слева, так и справа.
Внутри самой гапоновской организации также наметился серьезный кризис. В начале февраля 1906 года против своего лидера открыто выступил бывший руководитель одного из отделов «Собрания» рабочий Николай Петров, обвинивший Гапона в политической нечистоплотности при решении финансовых вопросов с получением правительственной субсидии. Гапон был вне себя от этих разоблачений и не нашел ничего лучшего, как поручить молодому члену организации Черемухину убить Петрова. Закончилось все трагически: во время бурного заседания ЦК «Собрания» 18 февраля этот 24-летний рабочий вместо того, чтобы выполнить приказ, сам застрелился из того самого револьвера, который вручил ему Гапон, со словами: «Нет правды на земле!». Правда, существуют и другие версии самоубийства этого молодого человека с неустойчивой психикой.
Возможно, все эти события окончательно подтолкнули Георгия Аполлоновича к роковому решению: активизировать сотрудничество со спецслужбами, постараться перехитрить их, получить значительные средства, а главное — добиться все-таки окончательной легализации своей организации.
Вице-директор департамента полиции по политической части Петр Иванович Рачковский, почувствовав настроение «героя 9 января», решил использовать его в раскрытии и обезвреживании боевой организации социал-революционеров, готовившей покушения на Витте и министра внутренних дел Дурново. Во время встречи с бывшим священником он предложил: услуга за услугу, вы выдаете нам секреты революционеров, а мы поможем добиться легализации вашего «Собрания» и вашей собственной амнистии (Гапон после очередного возвращения из-за границы в декабре 1905 года продолжал жить в Петербурге и окрестностях полулегально). Гапон заглотил наживку и дал согласие на сотрудничество, но оставалась одна «маленькая» проблема: никаких реальных тайн революционных организаций он не знал.
Пришлось возобновить знакомство с эсеровским активистом Петром Моисеевичем Гутенбергом, который 9 января 1905 года спас его от гибели, помог бежать за границу и был в тот период одним из самых близких его соратников и друзей, и попробовать соблазнить его возможностью легкого обогащения за счет средств департамента полиции.
ДРАМА В ОЗЕРКАХ
По версии Рутенберга, впервые публично изложенной им в 1909 году в журнале «Былое», во время свидания в московском ресторане «Яр» в начале февраля 1906 года Гапон прямо предложил ему сотрудничество с охранкой с целью выдать участников покушения на главу МВД Петра Дурново. За это ему было обещано 25 тысяч рублей. «Мартын» (партийный псевдоним Рутенберга) был потрясен, но пообещал подумать над предложением. Сам же незамедлительно отправился в Финляндию на встречу с членами ЦК эсеровской партии.
Евно Азеф, руководитель боевой организации партии и «по совместительству» агент охранки, о чем присутствующие в то время, конечно, не подозревали, предложил немедленно убить Гапона — во время загородной поездки «ткнуть его ножом» и сбросить тело в снег. Однако другие эсеровские лидеры (в совещании участвовали также Виктор Чернов и Борис Савинков) считали, что расправа с таким популярным человеком без конкретных доказательств его предательства может вызвать подозрение: мол, революционеры просто устранили возможного конкурента в борьбе за влияние в рабочих массах.
В результате самым подходящим вариантом было признано убийство Гапона вместе с Рачковским. Рутенберг должен был дать притворное согласие на сотрудничество и во время их встречи с заместителем директора департамента полиции совершить двойной теракт. Однако на условленную встречу с «Мартыном» в ресторане «Контан»
4 марта осторожный Рачковский не пришел. Приходилось тянуть время, вести двусмысленные разговоры с Талоном. Напряжение Рутенберга с каждым днем нарастало. Наконец, Евно Азеф сообщил ему, что ЦК эсеров дал санкцию на устранение одного Гапона. Забегая вперед, скажем, что впоследствии Азеф отказался от своих слов, а эсеровский ЦК объявил действия «Мартына» его «частным делом».
Рутенберг, не подозревавший о двойной игре Азефа, решил обеспечить доказательства измены Гапона другим путем: сделать группу рабочих-эсеров свидетелями разговора, в ходе которого Гапон будет вербовать его на службу в полицию. В качестве места такой встречи выбор пал на один из петербургских пригородов — Озерки, где Рутенберг снят за 140 рублей «на лето» на имя «инженера Ивана Ивановича Путилина» двухэтажный дом на углу Ольгинской и Варваринской улиц.
Чтобы не возбудить подозрение у Талона, Рутенберг пишет тому записку, в которой соглашается на сотрудничество с охранкой за 50 тысяч рублей. Хотя Гапон в ответной записке предлагал встретиться непосредственно в Петербурге, заявляя, что «из города никуда не поедет», Рутенбергу все же удалось выманить его в Озерки.
28 марта он выехал туда поездом около 4 часов дня. Талона в засаде на даче уже поджидали несколько рабочих. Наконец появился Гапон в сопровождении встречавшего его Рутенберга. Между ними завязался разговор, за которым внимательно следили спрятавшиеся в соседней комнате «судьи».
Гапон уговаривал Рутенберга согласиться на 25 тысяч за «одно дело», так как «это большие деньги», а за «четыре дела» можно будет получить все 100 тысяч рублей. Неожиданно Рутенберг распахнул дверь, и в комнату буквально ворвались разъяренные услышанным рабочие. Они сразу же набросились на Гапона, который лишь успел крикнуть: «Мартын!» — но,увидев знакомого рабочего, сразу все понял. Несмотря на яростное сопротивление, участники расправы связали Гапона, потащили к вбитому над вешалкой небольшому железному крюку и накинули на шею петлю, сделанную из обычной толстой бельевой веревки. Затем они, не слушая его криков о пощаде, разом дернули веревку, и Гапон бессильно поник.
Рутенберг не решился лично участвовать в организованном им «мокром деле». Его била нервная дрожь. Выскочив на крытую стеклянную веранду, он простоял там, пока ему не сообщили, что Гапон скончался. «Я видел его висящим на крюке вешалки в петле. На этом крюке он остался висеть. Его только развязали и укрыли шубой. Все ушли. Дачу закрыли, — вспоминал Рутенберг. — Было 7 часов вечера 28 марта 1906 года».
Несмотря на то что полиции почти сразу стало известно об убийстве Гапона, обнаружить его тело удалось лишь месяц спустя, 30 апреля 1906 года. Из состоявшейся 1 мая процедуры опознания и вскрытия его тела власти почему-то устроили настоящее шоу. Труп Гапона перенесли со второго на первый этаж, где на веранде дачи в присутствии многочисленных корреспондентов и фотографов было проведено вскрытие. Осуществлял его профессор Военно-медицинской академии Дмитрий Косоротов, который десять лет спустя в секретной обстановке занимался вскрытием тела убитого заговорщиками Григория Распутина.
НА МОГИЛЕ «ЗНАМЕНИТОГО ДЕМАГОГА»
Несмотря на то что газеты и журналы пестрели сенсационными заголовками о «казни» Гапона за предательство, далеко не все тогда (как, впрочем, и сегодня) были убеждены в этом. Свидетельством тому стали его похороны, состоявшиеся 3 мая 1906 года на Успенском кладбище в Парголово (ныне — Северное кладбище Санкт-Петербурга). Проводить в последний путь своего лидера пришло около двухсот рабочих. Как отмечал в рапорте уездный исправник Колоба-сев, «на похоронах находились приехавшая из Териок возлюбленная покойного Мария Кондратьевна Уздалева (исправник ошибся: гражданскую жену Гапона звали Александрой. — А. К.) и подруга ее Вера Марковна Корелина... Собравшиеся рабочие пропели похоронный марш, начинающийся словами «Вы жертвою пали...», а затем стали говорить на могиле речи рабочие... цитируя о том, что Гапон пал от злодейской руки, что про него говорили ложь, и требовали отмщения убийцам. Затем послышались среди присутствовавших крики: месть, месть, ложь, ложь».
На могиле Гапона был поставлен деревянный крест с надписью «Герой 9 января 1905 г. Георгий Гапон». Собравшиеся возложили к нему венки, надписи на которых дотошно воспроизвел исправник Колобасев: «1) с красной лентой, с портретом Гапона, с надписью «9 января, Георгию Гапону от товарищей-рабочих членов 5 отдела»; 2) с черной лентой «вождю 9 января от рабочих»; 3) с красной лентой «истинному вождю революции 9 января Гапону»; 4) с красной лентой «дорогому учителю от Нарвского района 2 отделения» и 5) с красной лентой «Василе-островского отдела от товарищей многоуважаемому Георгию Гапону».
Вся церемония похорон продолжалась свыше трех часов. Вызванный на случай возможных беспорядков усиленный наряд полиции из урядников и стражников оказался не нужен.
В половине второго дня «все рабочие покинули кладбище, закусили в буфете и спокойно разошлись».
Спустя три года на Успенском кладбище оказался петербургский писатель Иван Ювачев, более известный нам сегодня как отец Даниила Хармса^ случайно наткнулся на могилу Гапона, находившуюся на перекрестке дорог. На могиле «знаменитого демагога», как назвал его Ювачев, стоял уже небольшой металлический памятник с белым крестом, окруженный выкрашенной зеленой краской деревянной оградой. На передней стороне памятника черными буквами по белому фону было написано: «Представитель С.Р.Ф.З.Р. (Собрания русских фабрично-заводских рабочих. — А. К.) Георгий Гапон погиб от руки убийцы 28 марта 1906 года на даче в Озерках».
В 1909 году «дачу Гапона», остававшуюся местом паломничества немногочисленных гапоновцев, снесли, так как никто больше не хотел ее снимать.
Многочисленные свидетельства о деятельности и гибели «героя 9 января», включая следственный фотоальбом «Снимки в Озерках по делу Гапона», хранятся в фондах Государственного музея политической истории России в Санкт-Петербурге. Там же открывается выставка «Тайны политических убийств: дело Гапона и дело Распутина», приуроченная к 110-летию убийства первого и 100-летию убийства второго. Речь идет о двух политических убийствах, подлинные причины и обстоятельства которых до сих пор вызывают активные дискуссии. Будут представлены уникальные следственные фотоальбомы, фотографии, документы, листовки, газеты.
3 07919 октября 1787 года родился князь Алексей Федорович Орлов, любимец Николая I, дипломат и шеф тайной полиции. Говорят, не место красит человека, а...
Получить отличное образование, построить успешную военную карьеру, получить назначение в один из лучших гвардейских полков. Но при этом - не принять...
Биография
Деятельность Гапона и его популярность в рабочей среде привлекли внимание как министра внутренних дел В. К. Плеве и начальника московского охранного отделения жандармского полковника С. В. Зубатова , так и антиправительственных группировок.
Петиция Гапона (к событиям 9 января 1905 года)
Государь! Мы рабочие и жители города С.-Петербурга, разных сословий, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше и дальше в омут нищеты, бесправия и невежества; нас душат деспотизм и произвол, мы задыхаемся. Нет больше сил, государь! Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.
И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы немного просили, - мы желали только того, без чего не жизнь, а каторга, вечная мука. Первая наша просьба была, чтобы наши хозяева вместе с нами обсудили наши нужды. Но и в этом нам отказали. Нам отказали в праве говорить о наших нуждах, находя, что такого права за нами не признает закон. Незаконными также оказались наши просьбы: уменьшить число рабочих часов до 8-ми в день; устанавливать цену на нашу работу вместе с нами и с нашего согласия, рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией заводов; увеличить чернорабочим и женщинам плату за их труд до одного рубля в день, отменить сверхурочные работы, лечить нас внимательно и без оскорблений, устроить мастерские так, чтобы в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега, копоти и дыма.
Все оказалось, по мнению наших хозяев и фабрично-заводской администрации, противозаконно, всякая наша просьба - преступление, а наше желание улучшить наше положение - дерзость, оскорбительная для них.
Государь, нас здесь многие тысячи и всё это люди только по виду, только по наружности, в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, даже говорить, думать, собираться, обсуждать наши нужды, принимать меры к улучшению нашего положения. Нас поработили, и поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии.
Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса и народа, бросают в тюрьму, отправляют в ссылку. Карают как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть забитого, бесправного, измученного человека - значит, совершить тяжкое преступление. Весь народ, рабочий и крестьяне, отданы на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, не только совершенно не заботящихся об интересах народа, но попирающих эти интересы. Чиновничье правительство довело страну до полного разорения, навлекло на нее позорную войну и все дальше и дальше ведет Россию к гибели. Мы, рабочие и народ, не имеем никакого голоса в расходовании взимаемых с нас огромных поборов. Мы даже не знаем, куда и на что деньги, собираемые с обнищавшего народа, уходят. Народ лишен возможности выражать свои желания, требования, участвовать в установлении налогов и расходовании их. Рабочие лишены возможности организоваться в союзы для защиты своих интересов.
Государь! Разве это согласно с божескими законами, милостью которых ты царствуешь? И разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть, умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капиталисты-эксплуататоры рабочего класса и чиновники-казнокрады, грабители русского народа. Вот что стоит перед нами, государь, и это-то нас и собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук, к нам оно не доходит, мы получаем только горе и унижение. Взгляни без гнева внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь. Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выхода из невыносимого для всех положения. Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо (народное) представительство, необходимо, чтобы сам народ помогал и управлял собой. Ведь ему только известны истинные его нужды. Не отталкивай же его помощи, прими её, повели немедленно, сейчас призвать представителей земли русской от всех классов, от всех сословий, представителей и от рабочих. Пусть тут будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, - пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей. Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, и для этого повели, чтобы выборы в Учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов.
Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется все; это главный и единственный пластырь для наших ран, без которого эти раны сильно будут сочиться и быстро двигать нас к смерти.
Но одна мера все же не может залечить всех наших ран. Необходимы еще и другие, и мы прямо и открыто, как отцу, говорим тебе, государь, о них от лица всего трудящегося класса России.
Необходимы:
I. Меры против невежества и бесправия русского народа.
- Немедленное освобождение и возвращение всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки.
- Немедленное объявление свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, свободы собрания, свободы совести в деле религии.
- Общее и обязательное народное образование на государственный счет.
- Ответственность министров перед народом и гарантии законности правления.
- Равенство перед законом всех без исключения.
- Отделение церкви от государства.
II. Меры против нищеты народной.
- Отмена косвенных налогов и замена их прямым прогрессивным подоходным налогом.
- Отмена выкупных платежей, дешевый кредит и передача земли народу.
- Исполнение заказов военного и морского ведомств должно быть в России, а не за границей.
- Прекращение войны по воле народа.
III. Меры против гнета капитала над трудом.
- Отмена института фабричных инспекторов.
- Учреждение при заводах и фабриках постоянных комиссий выборных рабочих, которые совместно с администрацией разбирали бы все претензии отдельных рабочих. Увольнение рабочего не может состояться иначе, как с постановления этой комиссии.
- Свобода потребительско-производственных и профессиональных союзов - немедленно.
- 8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ.
- Свобода борьбы труда с капиталом - немедленно.
- Нормальная рабочая плата - немедленно.
- Непременное участие представителей рабочих классов в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих - немедленно.
Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе. Лишь при удовлетворении их возможно освобождение нашей родины от рабства и нищеты, возможно ее процветание, возможно рабочим организоваться для защиты своих интересов от эксплуатации капиталистов и грабящего и душащего народ чиновничьего правительства. Повели и поклянись исполнить их и ты сделаешь Россию и счастливой, и славной, а имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не поверишь, не отзовешься на нашу мольбу - мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда дальше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу… Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим ее!
Примечания
Литература
- Ксенофонтов И. Н. Георгий Гапон: вымысел и правда. М.: РОССПЭН, 1996. - 320 c. ISBN 5-86004-053-9
- Савинков Б. В. Воспоминания террориста. Издательство: Захаров. 2002.
Ссылки
- С.Тютюкин, В.Шелохаев. Кровавое воскресенье. Альманах «Восток», № 12, декабрь 2004.
- Петиция рабочих и жителей Петербурга для подачи Николаю II
- Св. прав. Иоанн Кронштадтский и Георгий Гапон: к 100-летию первой русской революции
Wikimedia Foundation . 2010 .
ИЗ СВЯЩЕННИКОВ В РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ?
О Кровавом воскресенье, которое произошло в Петербурге 9 января 1905 года, многое известно еще из школьной программы. Георгий Гапон - очень популярный в ту пору деятель, создатель авторитетной организации под названием Собрание русских фабрично-заводских рабочих Петербурга - стал инициатором трагически закончившегося шествия к царю. Священник, который был во главе одной из рабочих колонн, получил ранение возле Нарвской заставы. Из-под огня его вытащил Петр Рутенберг , который спустя год с небольшим, вероятно, участвовал в его убийстве.
После 9 января в сознании Гапона произошел перелом. Если до этого дня он верил в царя, то теперь под влиянием случившегося в столице расстрела написал листовку с призывом к немедленному восстанию. Он сделал это в квартире знаменитого писателя Максима Горького , который очень тепло встретил батюшку.
Вскоре Рутенберг отправил Гапона в имение людей, сочувствовавших революционерам. Там отец Георгий должен был дожидаться, когда его перебросят за рубеж. Однако по дороге священник разминулся с проводниками, и ему пришлось переходить границу самостоятельно. Вблизи городка Таураге в него стрелял пограничник, но Гапон ушел невредимым.
ГЕРОЙ ЗАПАДНОЙ ПРЕССЫ
Георгий Гапон был популярен среди осевших в Западной Европе российских революционеров всех мастей. Даже Владимир Ленин , который не испытывал почтения к религии, перед встречей с ним сильно волновался. Выступая затем на III съезде РСДРП, Ленин охарактеризовал Гапона как «человека, безусловно, преданного революции, инициативного и умного, хотя, к сожалению, без выдержанного революционного миросозерцания».
Но отец Георгий имел успех не только в революционной среде. О нем стала писать и западная пресса. Батюшка отлично смотрелся в роли преданного народу героя: красивый, обаятельный мужчина, да и говорит хорошо.
Известность приносила деньги: журналисты неплохо платили за интервью. И у служителя культа, выражаясь современным языком, поехала крыша. В Петербурге Георгий Аполлонович был скромен в быту, но за границей почувствовал вкус красивой жизни. Священник отметился рядом романов со светскими львицами, стал наведываться в Монте -Карло.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ НЕВЕЖДА
Гапон, пока фартило, ринулся в политику. Но служитель культа оказался абсолютно невежественным. Он совершенно не разбирался в сути идеологических разногласий между оппозиционными силами.
Священник решил объединить всех эмигрантов, причем не только революционеров, но и либералов. Понятное дело, вокруг себя: он всегда был достаточно честолюбивым. 24 апреля 1905 года Георгий Аполлонович созвал в Женеве конференцию, на которую съехались представители одиннадцати партий. На ней приняли решение о создании общего комитета, в задачу которого входило «революционное воспитание масс». Гапона включили в состав.
Однако вскоре авторитет отца Георгия в революционной среде стал стремительно падать. Достаточно образованных по тем временам лидеров левых партий раздражала политическая безграмотность батюшки, его чрезмерное стремление к лидерству. Да и общаться с простыми рабочими священнику было гораздо проще, нежели с «высокоумными интеллигентами».
ТРОЙНАЯ ИГРА
И тогда Гапон написал письмо председателю Совета министров Сергею Витте, параллельно вступив в контакт с департаментом полиции. Суть его предложений заключалась в следующем: разрешить деятельность фактически разогнанного после 9 января Собрания русских фабрично-заводских рабочих и использовать батюшку в качестве информатора. Властей эта инициатива заинтересовала. Во многом потому, что собрание могло стать противовесом нарождающимся профсоюзам, где имели влияние левые партии.
После Манифеста 17 октября 1905 года отец Георгий вернулся в Россию и стал вести даже не двойную, а тройную игру. Перед властями выступал как «умиротворитель рабочих». Перед революционерами позиционировал себя как радикал, который вынужден скрывать свои истинные намерения. В пролетарской среде хотел быть своим в доску. Однако и те, и другие, и третьи чувствовали неискренность батюшки, теряли к нему доверие.
С появлением Манифеста пресса получила некоторую свободу, и журналисты начали выкапывать неприятные для Георгия Аполлоновича факты. В частности выяснилось, что батюшка запускал руку в карман Собрания.
И тут Гапон решился на неординарный шаг. Священник заявил Департаменту полиции, что его старый знакомый эсер Петр Рутенберг готов за «адекватную сумму» сдать полиции боевую организацию этой партии. Отметим, что тот не мог этого сделать даже при всем желании: он не имел никакого отношения к боевикам. Получив согласие властей, отец Георгий сделал соответствующее предложение Рутенбергу.
ПОВЕСИЛИ СТОРОННИКИ?
Обстоятельства гибели священника до сих пор окутаны тайной. Хотя полиция и возбудило уголовное дело, обвинение в убийстве никому не предъявили. Итак, 28 марта 1906 года Гапон выехал из Петербурга по Финляндской железной дороге и не вернулся обратно. По сведениям рабочих, он следовал на деловую встречу с представителем партии эсеров. В середине апреля в газетах появилась информация, что священник задушен веревкой и его труп висит на одной из пустующих дач под Петербургом. Вскоре эти сообщения подтвердили официально.
Некоторые подробности стали известны из публикаций в российской и зарубежной прессе, а также из мемуарной литературы. 28 марта 1906 года Рутенберг назначил Гапону встречу в Озерках. Якобы для достижения окончательной договоренности. Во время беседы в соседней комнате находись двое приглашенных Рутенбергом рабочих. Это были сторонники Гапона, если можно так выразиться, участники Кровавого воскресенья. Поняв, каким нечистоплотным человеком был их кумир, пролетарии без долгих разговоров повесили батюшку.
Было это запланированное убийство или рабочие действовали под влиянием эмоций, так и осталось загадкой.
КСТАТИ
Незадолго до гибели Георгий Гапон обещал обнародовать документы, касающиеся его отношений с Сергеем Витте. «Когда они станут достоянием общественности, многим не поздоровится», - уверял священник. Он договорился с адвокатом, что в случае его смерти тот опубликует эти материалы.
После убийства Гапона юрист выехал в Европу, чтобы предать информацию огласке в зарубежной прессе. Но по дороге он внезапно скончался от желудочных болей, при этом документы бесследно исчезли.
ИНТЕРЕСНЫЙ ФАКТ
Весной 1906 года Петр Рутенберг тоже отправился за границу. Возможно, скрывался от следствия. Он вернулся в Петроград после Февральской революции, стал одним из руководителей городской Думы. 24 октября 1917 года защищал Временное правительство. Его арестовали и посадили в Петропавловскую крепость. Через несколько месяцев большевики освободили Рутенберга.
Он эмигрировал из советской России, перебрался в Палестину , где наряду с политикой занимался электрификацией. Был знаком с Уинстоном Черчиллем и Бенито Муссолини . Создал Палестинскую электрическую компанию. Имя Рутенберга носит электростанция вблизи Ашкелона.
Священник Георгий Гапон вошел в историю как участник Кровавого воскресенья. Его несправедливо считают провокатором и тайным агентом полиции.
Двойная игра
Современники знали Георгия Гапона как страстного, непоколебимого революционера, лидера организации «Собрания русских фабрично-заводских рабочих». Согласно историку Феликсу Лурье, "поп Гапон" вел двойную игру: он усыплял бдительность полиции, уверяя ее высшие чины в том, что в «Собрании» нет места революционным идеям, а сам в это время подстрекал рабочих объявить всеобщую забастовку. Благодаря своим связям с полицией, Гапон получил ярлык «провокатор», с которым и вошел в историю. Говорят, Гапон специально вывел народ на Нарвскую заставу, чтобы полиция жестоко подавило восстание.
Действительно, "мирное шествие с хоругвями", организованное Георгием Гапоном, вызывало много вопросов у историков. На что рассчитывали организаторы демонстрации, когда заранее было известно о намерении царя отвергнуть петицию и жестко пресечь беспорядки? Суть «обращения» дошла до Николая II еще 7 января через министра юстиции Муравьева. А уже на следующий день государь приказал арестовать авторов петиции.
Чего же добивался Гапон, когда вел толпу людей на верную смерть? Так ли был важен для него рабочий вопрос или были цели повыше? Вполне возможно, он рассчитывал, что расстрел мирного шествия вызовет народное восстание, во главе которого встанет именно он – Георгий Гапон. Об этом свидетельствуют воспоминания другого революционера Владимира Поссе, который как-то спросил у священника, что бы тот сделал, если бы царь принял петицию. Гапон ответил:
«Я упал бы перед ним на колени и убедил его при мне же написать указ об амнистии всех политических. Мы бы вышли с царём на балкон, я прочёл бы народу указ. Всеобщее ликование. С этого момента я - первый советник царя и фактический правитель России. Ну, а если бы царь не согласился? - Тогда было бы то же, что и при отказе принять делегацию. Всеобщее восстание, и я во главе его».
Кстати, у организаторов «мирного шествия» были расхожие мнения. Например, правая рука, а впоследствии убийца Гапона – Петр Рутенберг готовил покушение на царя, надеясь убить его, когда тот выйдет на балкон Зимнего дворца, чтобы обратиться к народу. Об этом мы узнаем из воспоминаний начальника петербургского охранного отделения Герасимова.
Агент
Еще один вопрос, который остается открытым – был ли Георгий Гапон сотрудником полицейской охранки, двойным агентом. Не секрет, что именно слухи о предательстве Гапона и его доносах на бывших товарищей, в том числе эсеров, стали основной причиной его убийства. Надо сказать, когда были обнародованы архивы, многие исследователи перерыли документы в поисках каких-либо доносов, написанных Георгием. После долгих поисков, один из специалистов по этому вопросу историк С. И. Потолов заявил, что в списках Департамента полиции, как и в других документах нет никаких сведений о тайном агенте Георгии Гапоне, следовательно нет никаких подтверждений этому расхожему мифу. Кроме того, в пользу опровержения этого мнения говорит запрет вербовать в агенты лиц духовного сана, кем был Гапон, несмотря на всю свою общественную деятельность. Сегодня наиболее распространенная версия – что Гапона подставили путем перетасовки документов и специально пущенных слухов.
Нельзя сказать, что он вообще не имел никаких связей с полицией. Он часто использовал последних как финансовый источник, путем передачи некой информации о людях, которых потом сам заранее предупреждал об опасности. Но все деньги Гапон отдавал на нужды рабочих и организаций. Правда, общественность этому зачастую не верила, называя Гапона Иудой и обвиняя в жадности.
Петр Рутенберг, в своей книге, отмечал дороговизну костюма Георгия, когда все остальные его товарищи были одеты в обыкновенные пальто, а Савинков – второй организатор кровавого убийства священника писал, что Георгий в своих желаниях был приземленным человеком – любил роскошь, деньги, женщин.
На фоне такого общего настроения, сведения о том, что по возвращению в Россию после Манифеста 17 октября, Гапон получил 30 тысяч рублей от Витте, сработали как спусковой крючок. Гапон собирался возродить свою прежнюю организацию «Совет», на это и пошли деньги министра финансов. В общем-то, Георгий часто так делал – сначала брал деньги у Департамента полиции, благодаря своим связям, потом тратил на агитацию. Он искренне удивлялся ажиотажу, которые вызвали 30 тысяч: «Вас поразили мои открытые сношения с Витте и согласие голодных рабочих организаций принять от него деньги?»
Негативную реакцию, на самом деле, вызвал еще один пущенный слух – мол, 30 тысяч были переведены на счет некого Рыбницкого, который и есть Гапон. Последней каплей для соратников Георгия стало известие о получении 100 тысяч рублей от Департамента полиции за информацию о террористических замыслах партии эсеров и выдачи властям имени Рутенберга.
«Громкое имя»
Существует гипотеза, что причиной убийства Гапона стали некие документы. Вдова священника говорила, что эти бумаги содержали какое-то известное имя, однако фамилию не назвала. Сам Георгий Гапон незадолго до гибели утверждал, что у него есть компрометирующие данные на неких важных персон. Он даже отдал часть документов своему адвокату Сергею Марголину. Последний умер через два месяца после смерти Гапона при странных обстоятельствах. Его коллеги говорили, что за неделю до кончины, он обмолвился о необходимости обнародовать какие-то бумаги.
Ходили слухи, что «громким именем» был Сергей Витте, министр финансов, который одолжил Гапону 30 тысяч. Но точных подтверждений этому так и не нашлось.
Тень Евно Азефа
Евно Фишелевич Азеф - он же офицер полиции «Раскин», он же один из предводителей эсеров: «Иван Николаевич», «Валентин Кузьмич», «Толстый». В послужном списке этого "суперагента охранки" сдача множества революционеров, в том числе арест и казнь членов летучего боевого отряда партии социалистов-революционеров в феврале 1908 года. Он также предотвратил несколько крупных покушений: нападение на министра внутренних дел Дурново и на самого Николая II.
В тоже время Евно Азев организавал "в роли революционера" несколько террористических актов и убийств. На его совести смерти шефа корпуса жандармов – В. К. Плеве, военного прокурора В.П. Павлова, и даже великого князя Сергея Александровича Романова. Возможно, именно он спланировал и спровоцировал убийство Гапона, как «провокатора», а потом и его адвоката Марголина. Зачем? Чтобы скрыть, свою «двойную», а то и «тройную» личность. Некоторые историки, в том числе и В.К. Агафонов, считают - играя на обе стороны, он был заслан третьей – это был западный агент, которого заслали в Россию разжигать беспорядки.
Азеф познакомился с Гапоном, во время бегства последнего за границу, после Кровавого воскресения. Он позволил ему остановиться на его квартире. Они вместе снарядили яхту «Джон Графтон», которая должна была доставить российским революционерам необходимое оружие для сопротивления. Возможно, живя с Гапоном в одной квартире, Азеф узнал о неком компромате, который попал в руки Георгию.
Убийство
Георгий Гапон был убит 28 марта 1906 года на даче Звержинской в поселке Озерках под Петербургом. Его нашли только через несколько дней с петлей на шее.
Официальный убийца Гапона -ближайший соратник священника Петр Рутенберг - был быстро найден и пойман. Его опознал местный дворник. Петр не отрицал своей причастности, рассказал, как произошло само убийство, и кто еще из рабочих при этом присутствовал. Причиной он назвал продажность и предательство Гапона, его связи с вице-директором Департамента полиции П.И. Рачковским. Но впоследствии историки нашли еще одну «темную тень», стоящую за расправой с Гапоном – это уже известный нам «Толстый», то есть Евно Азеф. Именно он подстроил обвинение Гапона в «двойной игре», чтобы выгородить настоящего тайного агента – себя. В результате, в одно время были убиты двое «подставных» - сначала «народный пророк» Георгий Гапон, а потом провокатор Н. Ю. Татаров, безуспешно пытавшегося открыть глаза руководству эсеров на лицемерную натуру их партийного лидера.
Совестливый семинарист
Гапон родился в 1870 году в местечке Белик Кобеляцкого уезда Полтавской губернии. Он был выходцем из простой крестьянской семьи, крепкой своими нравственными устоями. Его отец, Аполлон Федорович, был волостным писарем. Его избирали на эту должность на протяжении 35 лет сами крестьяне. Место это было "хлебное", и за счет всевозможных подношений, взяток и т.п. отец мог бы жить вполне безбедно, но ничего этого он не допускал, стараясь делать все честно и оставаясь по существу бедняком. Человек спокойный и уравновешенный, в жизни своей и мухи не обидевший, Аполлон Федорович при этом помнил о своем казачьем происхождении, ценил свободу и не терпел угнетателей. Сына своего он никогда не бил, уча его быть справедливым и честным.
Матери и деду с материнской стороны мальчик был обязан своим христианским воспитанием. Дед пересказывал ему жития святых, и Георгий стремился сам стать святым, приучался к молитве, постам и благочестию.
Георгий был очень способным мальчиком. Когда он в семь лет пошел в школу, то сразу обратил на себя внимание священника, преподавателя Закона Божия, посоветовавшего родителям позаботиться о дальнейшем образовании сына. Посоветовавшись, они решили: пусть и Георгий станет батюшкой. Так мальчик попал в Полтавское духовное училище, а затем и в Полтавскую семинарию.
Однако уже в самой ранней юности Георгий почувствовал противоречие между Евангельским идеалом и реальным содержанием повседневной церковной жизни, в т.ч. духовного образования, богослужения, быта священников и т. п. Все это составляло предмет его постоянных душевных терзаний.
Разрешилось все это неожиданно просто. В последнем классе училища один из преподавателей (И. Трегубов) познакомил юношу с запрещенными книгами Л. Толстого о христианстве. "В первый раз мне стало ясно, - говорил впоследствии Гапон, - что суть религии не во внешних формах, а в духе, не в обрядностях, а в любви к ближнему".
В семинарии эти настроения поддержал еще один учитель-толстовец - И. Фейнерман. Как истинный неофит, Гапон стал всем вокруг рассказывать о наконец открывшейся ему истине, что не могло не навлечь на него прещений со стороны семинарского начальства, обвинившего его в ереси.
К сожалению, дух семинарии был таков, что никто не смог показать юноше ни на словах, ни тем более собственным примером, что подлинное христианство - это и есть религия любви, а не только лишь формы. Из семинарий того времени выходило немало революционеров, начиная с Чернышевского и Добролюбова и заканчивая Сталиным. Гапон же хотел все-таки оставаться верующим человеком, но не чувствовал необходимости пребывания в существующей Церкви.
Поставленный перед угрозой лишения стипендии, он сам решил от нее отказаться и жить собственным трудом. Гапон посвятил себя репетиторству, в чем добился определенных успехов. Его уроки нравились и детям, и их родителям. На занятиях он стал бывать меньше, проводя большую часть времени с босяками, больными, нуждающимися. Он всем старался помочь, ведь его вера требовала подлинной самоотдачи и любви.
В семинарии же Гапон, весьма горячий и заносчивый от природы (хотя ему с детства были присущи и серьезность, и вдумчивость), то подначивал на уроках одного священника, то позволял себе грубость и даже шантаж с преподавателем догматики. В результате в 1893 году он получил диплом второй степени и "неуд" по поведению, что создавало ему препятствия не только для получения сана, но и для дальнейшего обучения. Если бы не встреча с будущей женой, Гапон так бы, наверное, и не стал священником. Невеста, девушка из богатой купеческой семьи, объяснила ему, что свое служение народу он сможет осуществить наилучшим образом именно как священник, а не как, предположим, врач, ведь врач лечит тело, а священник - душу, что несравненно важней. По словам Гапона, она говорила ему тогда, что "главное дело - быть верным не православной Церкви, а Христу, который есть идеал служения человечеству".
Друг рабочих
Лечить души людей, поддерживать их, возвращать людям надежду - вот что ощутил своим призванием молодой человек.
Родители невесты наотрез отказались отдавать ее за бедняка, но полюбивший Гапона полтавский архиерей Илларион (рассматривавший когда-то дело о его толстовстве и получивший благосклонные отзывы о талантливом учителе от некоторых высокопоставленных родителей) предоставил ему доходное место в кладбищенской церкви. Самого же молодого священника привлекают, конечно, не деньги, а возможность помогать людям с помощью своих доходов. На средства от треб о. Георгий устраивает братство для бедных. Людей покоряют утешительные проповеди Гапона, его горячее участие в судьбе каждого.
Однако после внезапной смерти жены и под влиянием крайнего недовольства других священников, негодовавших на то, что тот "уводит" у них прихожан, о. Георгий решает перебраться в Петербург и поступать в Духовную академию. Владыка Илларион и богатая помещица, в доме которой Гапон репетиторствовал, снабжают о. Георгия рекомендательными письмами, которые заставляют начальство академии забыть о его плохом дипломе и поведении.
Став студентом, Гапон ищет реализации своего стремления "служить правде и народу", но не находит его ни в стенах академии, ни в Обществе для распространения религиозного и нравственного просвещения, ни в миссии для рабочих, организованной еп. Вениамином (Муратовским). Какую-то надежду он получает от товарища обер-прокурора Св. Синода В.К. Саблера, предоставившего ему возможность проповедовать в Скорбященской церкви Галерной Гавани, где собиралось много рабочих и бедняков. Но предложение Гапона создать для них братство не встречает настоящего сочувствия.
Только начав священствовать в приюте Синего креста и преподавать Закон Божий в Ольгинском приюте для бедных, о. Георгий хотя бы отчасти возвращается к тому служению, которое было у него в Полтаве. Его проповеди привлекают множество людей. После службы он посещает пристанища босяков - Гаванское и Девичье поля, - трактиры, где собираются рабочие, специально ночует в ночлежках, чтобы быть ближе к нищим и отщепенцам. Гапон будто исполняет завет свт. Феофана Затворника, данный им в 1890-е годы, - идти в народ и заново проповедовать Евангелие.
Примерно к этому же времени относился и его проект реабилитации босяков и бродяг посредством устройства рабочих домов в городах и рабочих колоний в деревне (проект вызвал немалый интерес даже при дворе, в т.ч. и у императрицы Александры Феодоровны).
Деятельность о. Георгия во многом напоминает служение о. Иоанна в Кронштадте и Петербурге. Часто о. Георгий, как и о. Иоанн, отдает нуждающимся последние деньги или одежду прямо с себя, самоотверженно поддерживает самых опустившихся босяков. Кажется, что Гапон стремится к созданию примерно такого же братства, какое было у о. Иоанна в Кронштадте. Само собой напрашивается сопоставление рабочих домов Гапона с кронштадтским Домом трудолюбия.
Однако отношение Гапона к о. Иоанну было в общем-то негативным. Он высоко ценил проповеди кронштадтского пастыря, но в повседневной жизни считал его человеком "неискренним", "ограниченным" и даже политическим орудием "в руках правящих классов" - одним словом, таким же ханжой, каким, по мнению Гапона, являлось и большинство представителей русского духовенства.
Так получилось потому, что Георгий Гапон был другого духа, совершенно противоположным было его отношение ко Христу. Христос для него, как и для его учителя Л. Толстого, лишь величайший человек, праведник. Гапон служит литургию только как воспоминание и повод для произнесения проповеди (что отличает, кстати, и большинство протестантов), о. Иоанн - для живого общения с Богом, для непосредственного соединения через молитву и Божественную благодать со страданиями и Воскресением Христа Спасителя. О. Иоанн не может без этого жить - он служит ежедневно, каждый день. И суть его служения - привести страждущих, нуждающихся непосредственно ко Христу. Гапону же совершенно чужд этой таинственный аспект социального служения. Утешение, которое несет Гапон, - от него самого. Он, если можно так сказать, дает людям себя, а не Христа. Цель Гапона в том, чтобы благодаря его братству и рабочим домам люди "попали в лучшие условия и обрели веру в себя" – это его собственные слова.
Уже очень давно он перестал понимать, что цель христианской жизни в покаянии, в борьбе со страстями. Если о. Иоанн Кронштадтский борется с греховными мыслями и, прежде всего, с помыслами гордыни, пребывая в постоянной "молитве покаяния" (как он называл Иисусову молитву), то Гапон решительно не понимает, в чем ему каяться. Он не предпринимает никаких усилий для борьбы со страстями - и в конце концов гибнет под их ударами.
Нравственное падение о. Георгия происходит летом 1902 года. Он совращает несовершеннолетнюю воспитанницу приюта Синего креста Александру Уздалеву. Еще до этого он любил бывать в покоях воспитанниц, писал нескромные стихи в их альбомы, грешил против целомудрия. Теперь же происходит самое страшное, из-за чего Гапон уже и не может продолжать дальше священнослужение - по 25-му апостольскому правилу (поскольку продолжает жить с Уздалевой, объявив ее своей гражданской женой).
Он и не думает каяться, обвиняя в своем изгнании из приюта чиновников, будто бы опасавшихся успеха его проекта рабочих домов.
Гапон должен быть лишен священного сана... но он продолжает быть священником! Петербургский митрополит Антоний (Вадковский) прощает его и восстанавливает в звании священника. Как это делается возможным - при том, что жить с Уздалевой Гапон продолжает до самой своей смерти в 1906 году?
Подручный полиции
Изучение документов российской тайной полиции - Охранного отделения - показывает, что прощение Гапона стало возможным благодаря вмешательству этой всесильной организации. Об этом говорит в своей автобиографии сам Гапон, не называя истинных причин своего увольнения.
Необычный священник попал в поле зрения полиции уже давно. Но именно летом 1902 года, когда министром внутренних дел стал В.К. Плеве, как раз такой "ходивший в народ" священнослужитель оказался нужен Министерству внутренних дел. Дело в том, что Плеве захотел ознаменовать начало своего министерства новой политикой в отношении рабочих. Он ознакомился с опытом начальника Московского охранного отделения С.В. Зубатова, создавшего в Москве при поддержке великого князя Сергея Александровича ряд легальных рабочих организаций, по типу западных профсоюзов, но при участии Церкви, и теперь решил распространить опыт и на Петербург. Гапон был самой подходящей кандидатурой на место руководителя таких организаций и их духовника. Однако прежде "прогрессивные" убеждения полтавского батюшки делали контакты полиции с ним весьма затруднительными. Теперь же, после истории с Уздалевой, он оказывался всецело в полицейских руках. Его просто поставили перед выбором: или запрет в священнослужении, или переход на службу в полицию, сохранение священства и возможность помогать рабочим.
Гапон согласился.
В ноябре 1902 года рабочие Выборгской стороны получили от властей разрешение создать общество взаимопомощи. В декабре 1902 года на собраниях общества стал появляться Гапон. Всю первую половину 1903 года при его участии (а за его спиной - Зубатова, ставшего главой Петербургского охранного отделения) продолжалась работа по преобразованию общества в полноправную рабочую организацию, а также созданию более представительного "Собрания русских фабрично-заводских рабочих в С.-Петербурге".
Однако мы плохо бы знали Гапона, если бы позволили себе предположить, что он смирился с полицейским давлением на него. Напротив, он решил во что бы то ни стало вывести создающуюся рабочую организацию из-под опеки полиции и подчинить ее своим целям.
Сами обстоятельства благоприятствовали тому: в августе 1903 года неожиданно был уволен со своей должности Зубатов. В созданные им легальные рабочие организации на Юге России внедрились революционеры, спровоцировавшие грандиозную стачку. "Зубатовская катастрофа", как стали называть события 1903 года, лишний раз подтвердила, что нельзя добиваться благих целей, используя нечистые способы. Добром нарушение церковных канонов кончиться не могло. Зубатов не только не смог довести до конца начатого им дела, но и стал свидетелем превращения своей организации в слепое орудие русской революции, которую он всеми силами старался предупредить.
Пешка революционеров
После удаления Зубатова Гапону удалось отмежеваться от уже возникшего общества взаимопомощи рабочих механического производства и удалить всех зубатовских ставленников из "Собрания русских фабрично-заводских рабочих". С этого момента «Собрание» стало собственно гапоновской организацией (что с удовлетворением признавали и в Министерстве внутренних дел, которое стремилось скорее отмежеваться от Зубатова). 11 апреля 1904 года произошло официальное открытие "Собрания". К 1905 году оно насчитывало 11 отделов в Петербурге и окрестностях и около 7-8 тыс. членов. Уже в мае 1904 года Плеве удостоился высочайшей благодарности за деятельность Гапона.
Довольны были и сами рабочие. Благодаря гапоновскому «Собранию» они получили долгожданную свободу собраний и взаимопомощи, организацию досуга и самообразования. При отделениях «Собрания» организовывались библиотеки и бесплатные лектории. Руководство «Собрания» успешно защищало права своих членов, отменяло незаконные штрафы и решения об увольнении. Осенью 1904 года у «Собрания» появился запасной капитал, при его отделениях были открыты потребительские лавки и чайные. Возникла мысль о широкой системе кооперации и дешевых рабочих мастерских. Был выдвинут проект специального рабочего банка.
В то же время внутри «Собрания», вокруг Гапона, сложилась узкая группировка революционеров, т.н. штабных, которые под прикрытием легальной деятельности осуществляли революционную пропаганду (как это было и на Юге России летом 1903 года). Уже в феврале 1904 года в "штабе" прозвучали слова о возможном кровавом исходе их борьбы. А в марте 1904 года "штабные" - социал-демократы А. Карелин и Д. Кузин, а также беспартийные И. Васильев и Н. Варнашов - обязали Гапона выработать и принять тайную политическую программу "Собрания". Фактически это уже была та самая петиция, которую понесут царю рабочие 9 января 1905 года. Если брать шире, это была программа революции 1905 года: свобода слова, печати, собрания, свобода совести, ответственность министров перед народом, амнистия политических заключенных и ссыльных, постепенная передача земли народу, 8-часовой рабочий день и т.п.
Гапон, хотя и не разделял многих убеждений своих вынужденных друзей, усердно прикрывал их перед полицией, благодаря чему вплоть до января 1905 г. МВД пребывало в абсолютном неведении того, что происходит внутри "Собрания", считая его совершенно лояльным правительству.
Между тем, "штабные", которые в апреле 1904 г. все были выбраны в правление "Собрания", только ждали подходящего времени для выдвижения своей программы. Такой момент, по их мнению, наступил после убийства Плеве летом 1904 года, когда его место занял либеральный министр Святополк-Мирский. Осенью 1904 года многочисленные представители интеллигенции под видом ресторанных банкетов стали собираться на собрания, где выдвигали свои предложения реформ российского общества и направляли их царю. Началась "банкетная кампания" или "либеральная весна". К.П. Победоносцев мрачно предрекал, что все кончится ничем иным, как "резней на улицах Петербурга, так же как и в провинции". В это время, по примеру либералов, решили подать свою петицию царю и руководители "Собрания русских фабрично-заводских рабочих"...
Поводом для этого стало увольнение в декабре 1904 года четырех рабочих Путиловского завода, членов "Собрания". Когда заводская администрация отказалась удовлетворить ходатайство "Собрания" и Гапона (формально он не занимал в организации никаких постов), Нарвское отделение "Собрания" приняло решение начать забастовку в поддержку товарищей.
Однако Гапон до самого последнего момента сохранял надежду, что шествие удастся предотвратить: он хорошо понимал, что революция лишит его и рабочих всего, что удалось добиться в 1904 году. 26 декабря даже произошел конфликт между ним и "штабными", которые потребовали немедленной подачи петиции во время шествия рабочих. Гапон ответил решительным отказом. Но на следующий день, сломленный, он вынужден уступить.
Тем временем движение набирает все большую силу, в забастовку включаются новые заводы (4 января бастовало 15 тысяч человек, 7 января - 105 тысяч). Видя размах происходящего, 4 января Гапон решает не просто примкнуть к "штабным", но встать во главе всего движения: ведь настоящий лидер "Собрания" все-таки он, рабочие знают и слушают его.
В своих мечтах он видит себя вождем народной революции, который приходит к царю, рассказывает ему всю правду, и начинается новая, счастливая жизнь Русской земли; облагодетельствованный народ возносит хвалу своему царю и его советнику, доброму народному заступнику, батюшке Георгию Гапону.
Революционеры смотрят на Гапона более реалистично. Они ждали этого момента. Эсер П. Рутенберг, инженер Путиловского завода, уже давно и независимо от "штабных" приставленный своей партией к Гапону, откровенно говорит в эти дни: "Гапон - это пешка и весь вопрос, кто эту пешку двигает". И "двинуть" решают против царя и его правительства.
В целях личной безопасности и под давлением своего дяди Владимира Александровича, командующего Петербургским военным округом, который обещает сделать все для предотвращения беспорядков, государь покидает Петербург. Революционеры знают об этом, но все равно идут на Дворцовую площадь и ведут за собой народ. Чтобы разгорелось пламя революции, должна пролиться кровь трудящихся.
Однако и властям не терпится дать острастку смутьянам. Речь идет прежде всего о том же Владимире Александровиче, взявшем на себя всю полноту власти в городе. По его собственному признанию, смуту успокоит публичное повешение нескольких сот недовольных. Он вытребовал введение военного положения, но в Петербурге об этом не объявил. Инициатор "либеральной весны" Святополк-Мирский, желая отменить военное положение, докладывает царю, что в столице вообще все успокоилось и государь может не волноваться.
Между тем, газетные листки с объявлением о запрете и незаконности шествия вывешиваются слишком поздно и где-то во дворах. Рабочие уверены, что их действия законны - ведь они идут со священником, с хоругвями и иконами. Революционеры же тем временем без ведома рабочих вносят в окончательный текст петиции требования о созыве народного представительства - Учредительного собрания, - а также отделения Церкви от государства... (последним редактором был Рутенберг).
