Протоиерей Георгий Митрофанов.
Памяти Патриарха…
Интервью с профессором Санкт-Петербургской православной духовной академии протоиереем Георгием Митрофановым, посвященное очередной годовщине со дня кончины приснопамятного Святейшего Патриарха Алексия II.
О. Георгий
- О. Георгий, посчастливилось ли Вам лично общаться с приснопамятным Святейшим Патриархом Алексием? Если можно, несколько слов о его роли, о его значении в Вашем жизненном пути.
Святейшего Патриарха я знал, будучи еще студентом Духовной академии, когда в 1986 году он был назначен сюда митрополитом. Он рукополагал меня в диаконский и в священнический сан в 1988 году. Если же говорить о какой-то мистике отношений, то она действительно имела место. Случилось так, что меня рукоположили в сан священника в день свв. апп. Петра и Павла в Гатчине, где за 30 лет до этого меня крестили. Митрополит Алексий, естественно, об этом не знал. Как мне рассказывали, когда меня крестили младенцем, я смеялся и после троекратного погружения в купель требовал, чтобы меня погрузили еще раз, радуясь, по всей видимости, тому, что мне открылась церковная жизнь. И через 30 лет митрополит Алексий в этом же храме рукоположил меня в пресвитерский сан. Следующая, очень значимая для меня встреча, имела место через несколько лет, когда мы совершали паломническую поездку в Святую Землю в середине 90-х годов. В 2004 году на актовом дне Свято-Тихоновского православного гуманитарного университета Патриарх Алексий вручил мне диплом магистра богословия после моей защиты, которая прошла в этом университете. Во время вручения диплома я сказал ему: «Ваше Святейшество, если помните, Вы рукоположили меня в 1988 году в священный сан», на что он мне ответил: «Возрастайте духовно и дальше». Что стояло за этими словами - сказать трудно. Но для меня ощущение какой-то связи с ним действительно имело место.
.jpg)
- Часто можно слышать мнение, что за период патриаршества Алексия II Церковь слишком сблизилась с государством. Так ли это на самом деле? И как, на Ваш взгляд, можно охарактеризовать отношения между Православной Церковью и государством в период патриаршества Алексия II? Как можно охарактеризовать внутрицерковную жизнь в период патриаршества Святейшего Патриарха Алексия II?
Прежде всего, я хотел бы скорректировать Ваш вопрос: главным в жизни Патриарха, как и любого христианина, были не отношения с властью, а отношения с Богом. И эти отношения не прекратились и сейчас, наоборот, после кончины Святейшего Патриарха они приобрели особое качество - он предстал пред Богом лицом к лицу.
Я как священник, как церковный историк размышлял над тем, что в XX веке в нашей стране происходили утраты традиций (исторических, духовных), разрывались связи, уходили лучшие представители нашего народа. И с кончиной Патриарха Алексия также произошел разрыв очень глубокой духовно-исторической связи между нашим современным обществом и нашим историческим прошлым, так как в личности Святейшего Патриарха Алексия мы имели рядом с собой человека, который всем своим жизненным путем олицетворял попытку сохранить историческую Россию в условиях, когда ей не оставляли возможности для существования.
Во многом Святейший Патриарх ведь был уникален. Немного нашлось в 60-70-е годы, а уж сейчас тем более, среди наших церковных иерархов людей, которые свое детство и отрочество провели в той исторической России, которой уже не существовало на территории Советского Союза. Действительно, ведь Святейший Патриарх родился в семье потомственного русского дворянина, учившегося некогда здесь, в Петербурге, в Императорском училище правоведения и вынужденного эмигрировать из родной страны в ту самую Россию в изгнании, о которой мы сегодня так много говорим и которой уже как таковой не существует. Действительно, до пятнадцати лет Святейший Патриарх жил в условиях, которых уже не существовало в нашей стране: у него была полноценная интеллигентная православная русская семья, у него было церковное воспитание, у него было свободное духовное развитие. Его паломнические поездки в некогда русский Пюхтицкий православный монастырь, находившийся на территории Эстонии и поэтому сохранившийся в 30-е годы, в русский православный Валаамский монастырь, находившийся на территории Финляндии и поэтому сохранившийся в 30-е годы, символизировали собой ту самую Россию, которую лучшая часть нашего народа унесла с собой в эмиграцию. Конечно, подобного рода жизненный этап сформировал в нем русского православного человека. Такого человека, который не был уже в детстве «надломлен», который не научился лгать, как лгали многие советские подростки.
Он естественно и органично вошел в церковную жизнь. И когда его маленькая Эстония стала составной частью богоборческой коммунистической империи - где было место этого человека?! Естественно - в Церкви. Уже отдавая себе отчет в том, что, поступая в духовную семинарию, он бросает вызов жесточайшей тоталитарной системе, которая пришла на его родную Эстонскую землю, он поступил так, как мог бы поступить не каждый юноша в его время. Ну а далее было его пребывание в стенах Ленинградских духовных школ, только что восстановленных, где с большим трудом удалось собрать только троих остававшихся в живых ее бывших преподавателей. Вдумаемся в это: только трое преподавателей Санкт-Петербургской духовной академии смогли остаться в живых в нашем городе и преподавать в ней после ее возрождения.
Затем - принятие священного сана, служение на приходе в Эстонии, где, по всей видимости, отношение властей к Церкви было несколько мягче, чем на территории нынешней Российской Федерации, но тоже очень сложным. И вот здесь я задумываюсь, может быть, над главным парадоксом жизни Святейшего Патриарха: это ведь действительно был человек из той России, чудесным образом перенесенный в Советский Союз, который нашел свое место в продолжавшей оставаться гонимой Церкви. Да, священников уже не расстреливали в 50-е годы, но храмы по-прежнему закрывали и священников арестовывали и давали им сроки. И вот в этих условиях, когда Хрущев поставил перед собой задачу окончательной ликвидации религиозной жизни, когда Церковь оказалась «зажатой» со всей сторон, молодой священник принимает монашество, становится одним из самых молодых епископов в 1961 году, и начинается его поразительное церковное служение в качестве епископа.
При этом необходимо помнить, что одним из способов «удушения» церковной жизни при Хрущеве было стремление не допускать новых епископских хиротоний в надежде, что стареющий епископат естественным путем «сойдет на нет», и Церковь лишится возможности восстанавливать, восполнять свое духовенство. Уже в 1962 году он занимает ведущие посты в церковном управлении, в частности, становится заместителем Председателя Отдела внешних церковных сношений, затем в 1964 году становится Управляющим делами Московской Патриархии и более 20-ти лет занимает эту должность, которую затем он дополнит должностью Председателя Учебного комитета.
В его руках концентрируются нити управления Русской Православной Церковью в условиях, когда власть делала все от нее зависящее, чтобы Церковь перестала существовать. От него, конечно же, требовалось огромное количество внутренних сил, чтобы вынести это бремя. Безусловно, ему приходилось идти на компромиссы. На такие компромиссы, которые могли бы духовно, наверно, «раздавить» многих людей, но у него хватало сил, идя на эти компромиссы, помнить о том, что он служит Церкви. Именно потому, что в глубине души своей он оставался русским православным человеком, христианином и одновременно человеком, который осознавал свое церковное служение как служение исторической России, которой вроде бы не было нигде, но которая оставалась в сердцах тех, кто помнил о ней. Ему удалось в конечном итоге сохранить то немногое, которое можно было сохранить, а правильно сказать, которое и невозможно было сохранить в тех условиях.
Для меня очень показательно то обстоятельство, когда он в условиях только еще начинающейся перестройки, когда еще многое было неясно, став в 1986 году уже не Таллиннским, а Ленинградским митрополитом, он сумел сделать колоссально много в ситуации, когда наметившиеся в нашей стране перемены многим казались очередной кампанией, очередным пропагандистским камуфляжем. И вот это было знаком того, что он, как немногие наши церковные иерархи, был способен возглавить Церковь в ситуации, когда перемены действительно станут глубокими, и он будет способствовать тому, чтобы эти глубокие перемены стали уже необратимыми.
- Символично, что Святейший Патриарх Алексий II взошел на патриарший престол в канун «Смутного времени» - крушения величайшей державы, некогда существовавшей на Земном шаре. Невольно вспоминаются времена патриаршества Первосвятителей Московский, патриархов-мучеников свв. Гермогена и Тихона. Какова, на Ваш взгляд, была главная заслуга Русской Православной Церкви и лично Патриарха в этой непростой социально-экономической и этнополитической ситуации?
Для Церкви «смутные времена» были в 50-е, 60-е, 70-е годы. Что же касается конца 80-х годов, то какими же они были «смутными», если после десятилетий гонений Церковь наконец-то получила возможность свободно осуществлять свою деятельность? Какие же это были «смутные времена», когда обреченный на развал Советский Союз, исковеркавший исторические судьбы очень многим народам, населявшим тогда Российскую Империю, развалился естественным путем. Но развал Советской Империи еще не означал разрушения Церкви, хотя сепаратистские тенденции проявлялись в ней достаточно ощутимо.
И вот здесь я бы хотел отметить самое главное: ни один нормальный русский человек не мог не радоваться переменам, которые стали происходить на рубеже 80-90-х годов. У многих из нас были надежды на то, что опостылевший нам Советский Союз, являвший собой дьявольскую пародию на историческую Россию, рухнет. И в ходе этого разрушения возродится историческая Россия. Та Россия, о которой многие из нас не могли и мечтать, в том смысле, чтобы дожить до ее восстановления. Впрочем, оставалась Церковь, та самая Церковь, которая была единственным институтом, который сохранился, несмотря на попытки уничтожить историческую Россию во всех ее проявлениях. И многим из нас казалось, что именно Церковь сможет возглавить процесс возрождения исторической национальной России.
Нужно сказать, что отношения к Церкви в это время у различных общественных групп было благожелательно. Но это была иллюзия. Иллюзия, так как многие разрушали Советский Союз не потому, что были нравственно возмущены его неправдой, а потому, что мечтали переделить между собой привилегии партноменклатуры. Они не думали о возрождении исторической России. Они думали лишь о власти и богатстве, которыми они, как все советские люди - завистливые бедняки по натуре - были обделены.
Показательно, что в период этой демократической бури, демократического натиска Патриарх занимал всегда очень сдержанную позицию. Он не шел по пути поддержки умирающего коммунистического режима, но и не приветствовал самозабвенно и радужно шедший ему на смену под демократическими лозунгами новый российский порядок. Его принципом уже тогда был принцип врача - «не навреди». Поэтому, поддерживая необходимые России демократические перемены, он сумел сохранить определенного рода дистанцированность от новой власти. Он был всегда готов поддержать процесс возрождения страны. Отсюда его очень определенная позиция 19 августа 1991 г., когда на богослужении, которое совершал Патриарх, из мирной ектеньи было изъято поминовение власти. ГКЧП не был упомянут на ектенье во время православного богослужения - это была его позиция, не потому, что он имел какие-то большие иллюзии по отношению к Горбачеву; не потому, что у него, возможно, были какие-то надежды относительно Ельцина, а потому, что он почувствовал глубокую неправду попытки вернуть Россиию в прошлое. Отсюда его попытка удержать страну от кровавой междоусобицы в октябре 1993 года.
Вспомним его довольно сдержанную позицию во время начала первой Чеченской войны. Вспомним, что совсем недавно, когда вся наша страна была исполнена милитаристского восторга, он твердо сумел сохранить наши братские отношения с Грузинской Церковью, не пойдя на авантюрные предложения включить Абхазию и Южную Осетию в юрисдикцию Московского Патриархата.
Вот за всем этим стояло то, что всех раздражало: и левых и правых. Они не могли понять, а какую позицию занимает Патриарх? Его обвиняли в том, что он все время стремился быть при власти, а на самом деле он стремился дистанцироваться от власти, ибо очень хорошо помнил советские времена, когда ему, в том числе как Управляющему делами Московской Патриархии, приходилось многократно вступать в отношения с этой властью. И вот эта попытка сохранить честь Церкви в условиях, когда бесчестие стало нормой нашей политической жизни, ему удалась. Удалась в том отношении, что очень многие, мягко говоря, небесспорные деяния нашей власти, и нынешней и предыдущей, не могут быть инкриминированы Церкви как соучастнице этих деяний. Действительно, он часто безмолвствовал по вопросам, которые нам казались животрепещущими, но за этим безмолвием стояло понимание того, что эти вопросы так и останутся неразрешимыми. И для меня самым тяжелым бременем в служении Патриарха в 90-2000-е годы представляется глубинное подспудное понимание им того, что та самая историческая Россия, в которой прошло его детство и отрочество, уже никогда не будет восстановима в нашей стране, что сейчас рождается какая-то новая страна, неведомая нам, в которой, прежде всего, нужно было сохранить Церковь в качестве Церкви.
И может быть самым важным символическим эпизодом последних лет его служения является то, что он мечтал сделать многие годы: он воссоединил Русскую Церковь в России с Русской Церковью Заграницей.
Он восстановил то, что было дорого ему все эти годы как нечто единое. И вот здесь перед нами открывается, может быть, самое важное: мы все любим говорить о единстве по мере того, как происходит очевидный распад всего и вся - от территории до духовных ценностей. Но в этих условиях Церковь явила поразительный пример объединения двух своих частей, разорванных на протяжении десятилетий. Возможно, это объединение произошло слишком поздно, возможно, оно произошло слишком быстро, но факт остается фактом: одним из значительных деяний приснопамятного Патриарха является воссоединения Русской Православной Церкви, собирание тех частей расколотого русского мира, который кажется сейчас уже невосстановимым.
- Действительно, приснопамятный Святейший Патриарх Алексий II - первый Патриарх, соединивший в своем личном опыте век минувший и век нынешний, судьбы Церкви мучеников и исповедников и Церкви свободной, Церкви, которую стали замечать, с которой стали считаться. Оглядываясь на время служения Его Святейшества, какая, по Вашему мнению, главная трагедия в истории России с особой болью отзывалась в сердце приснопамятного Святейшего Владыки?
Одна из главных трагедий, которую никогда не забывал Святейший Патриарх, заключалась в том, что в советское богоборческое время большая часть нашего народа либо участвовала, либо оставалась равнодушной по отношению к гонениям Русской Церкви. В какой-то момент большая часть нашего народа была готова допустить уничтожение Церкви в нашей стране. Почему это случилось? До сих пор этот вопрос не получил ответа. А между тем, без ответа на этот вопрос мы так и не поймем, в чем же заключается главная проблема, существующая и по сей день во взаимоотношениях Церкви и общества. Ибо тот дух триумфализма, который был характерен в начале 90-х годов как для Церкви, так и для общества, давно уже улетучился, и, к сожалению, мы должны признать, что 3-4% практикующих христиан, т. е. людей хотя бы раз в году причащающихся, свидетельствуют о том, что сегодня церковная жизнь является значимой для очень малой части нашего общества. Почему это так? Вопрос, который стал одним из мучительных вопросов в жизни Патриарха Алексия. Он не размышлял над этим вопросом вслух, но размышляя над тем, что происходит в стране, он, по всей видимости, не видел для себя иного пути, кроме как молиться.
И будучи человеком тяжелобольным, он совершал такое огромное количество богослужений в течение целого года, как и накануне своей кончины, что мы должны были бы задуматься вот над чем: у нас действительно был Патриарх, опытный администратор, церковный политик, который в какой-то момент, видимо, осознал, что у него не остается никакого другого способа повлиять на развитие нашей жизни, кроме как молиться о душах своих в большинстве своем заблудших и, увы, нераскаянных современников. И эта глубокая молитва, молитва литургическая, поддерживала его и была тем главным его вкладом в нашу историческую жизнь.
19:00
Цикл лекций «МИР ИКОНЫ»
Нет ничего понятнее и, одновременно, непостижимее, иконы. Это и молитвенный образ, и благоукрашение храма и дома, и произведение искусства. Погрузиться в мир иконы, научиться ориентироваться в этом мире, узнать азы и историю – задача цикла лекций «Мир иконы».Во втором полугодии сезона 2018-2019, предлагаем вашему вниманию лекции:
- 15.01 – Образ монастыря в русской иконописи
- 15.02 – Образ Софии Премудрости Божией: варианты иконографии
- 15.03 – Московский изограф Симон Ушаков
- 19.04 – Иконопись эпохи Ивана Грозного
Место: Просветительский центр Федоровского собора
Время: 19:00
Лектор: Семенков Вадим, к.ф.н.
Отчётная выставка участников студии христианского искусства ART FEO: "В поисках легенды".
16 - 17 марта 2019 года / 12.00 - 18.00
17 марта 2019 года в 13.00 в выставочном пространстве хоров состоится презентация выставки участников студии христианского искусства ART FEO "В поисках легенды".
Выставка студии приурочена к церковному празднику недели "Торжество Православия".
Ключевая тема работ - свободное копирование известных христианских шедевров в различных стилистиках.
Будет представлены два проекта "В поисках легенды. По следам Мануила Панселина" и "Новое Возрождение. Античная красота."
Организатор выставки: студия христианского искусства ART FEO.
Работает с 12.00 до 18.00 16-17 марта. Вход свободный.
Вся подробная информация о мероприятии по ссылке - https://vk.com/event179566873
Тема выезда: "Гнев благого Бога".
Карающий и прощающий, всемогущий, но смиривший Себя до конца. Каким я вижу Бога, и на чем строится моё представление о Боге - на страхе или любви? Если Бог добр и милостив, как Он может гневаться? Если Он справедлив и противится злу, как Он может не карать и не наказывать?
Формат феовыезда, приходского уикэнда предполагает выезд членов прихода загород, где участникам предлагается специальная программа: лекции, мастер-классы, общение. Участники феовыездов участвуют в богослужениях, в воскресный день совершается Божественная Литургия.
О том, как проходили феовыезды, .
Мы соберемся, чтобы вместе читать Писание, проводить время в общении и молитве, чтобы ближе узнавая друг друга приближаться к Богу. Программа предполагает общение, знакомство, выступления авторитетных спикеров, работу в группах, а также время тишины и личной молитвы.
Место проведения: пос. Комарово ул.Лейтенантов, 31 «Дом отдыха и творчества «Комарово»
Стоимость участия:
3400 р/чел (при 2-местном размещении. Доплата за 1-местный номер возможна).
Предварительная запись обязательна.
Записаться можно, позвонив Анжеле (8-921-5964147) или Екатерине (8-911-1520368).
Координаторы проекта : протоиерей Димитрий Сизоненко, иерей Алексий Волчков.
Лектор: Семенков Вадим, к.ф.н.
Концертный хор Санкт-Петербурга - знаменитый концертный хоровой коллектив мирового уровня. Под сводами Феодоровского собора выступает регулярно. В его исполнении здесь регулярно звучат "Всенощная" Рахманинова и другие шедевры русской духовной музыки.
В основе музыкального цикла "Страстная седмица" Александра Гречанинова (1854 - 1956) - древние церковные напевы (греческий, болгарский), гармонизованные в духе музыкальных открытий начала XX века, когда во многих областях искусства всерьез занялись новым осмыслением наследия древности.
В музыкальный цикл входят:
- «Се жених грядет». Тропарь первых трех дней Страстной седмицы
- «Чертог Твой». Светилен (екзапостиларий) первых четырех дней Страстной седмицы
- «Во Царствии Твоем». Поется в течение всего Великого поста до Великой среды
- «Свете тихий». Вечерняя песнь Христу
- «Да исправится молитва моя». Из Литургии Преждеосвященных Даров
- «Ныне силы небесныя». Из Литургии Преждеосвященных Даров
- «Вечери Твоея тайныя». Вместо Херувимской песни на Литургии в Великий четверг
- «Разбойника благоразумнаго». Светилен (екзапостиларий) службы Страстей Христовых (12-ти Евангелий) в Великую пятницу
- «Тебе одеющагося». Стихира при поклонении святой Плащанице
- «Бог Господь» и «Благообразный Иосиф». Тропарь Великой субботы
- «Не рыдай Мене, Мати». Ирмос 9-й песни канона утрени Великой субботы
- «Елицы во Христа крестистеся» и «Воскресни, Боже». Крещальный гимн и пасхальные стихи вместо Трисвятого на Литургии в Великую субботу
- «Да молчит всякая плоть». Вместо Херувимской песни на Литургии в Великую субботу
Воскресенье, 21 апреля. Начало в 19 часов.
_____________
КУПИТЬ БИЛЕТЫ:
(1958) – петербургский священник, публицист модернистского направления.
В 1982 г. закончил исторический факультет Ленинградского Государственного Университета. В 1982 г. мл. н. сотрудник отдела рукописей Государственной публичной библиотеки. В 1985-1986 – учился в ЛДС, работал помощником заведующего библиотекой Академии и семинарии. В 1988 г. назначен преподавателем истории Русской Церкви в ЛДС. В 1990 г. окончил ЛДА со степенью кандидата богословия, за курсовое сочинение “Религиозная философия князя Е.Н. Трубецкого и ее значение для православного богословия”. В 2004 г. защитил магистерскую диссертацию на тему “Духовно-исторический феномен коммунизма как предмет критического исследования в русской религиозно-философской мысли первой половины ХХ века”.
Доктор богословия (решение Церковного Совета Русской Православной Церкви от 4 сентября 2013 года). Диссертация: «Духовно-исторический феномен коммунизма как предмет критического исследования в русской религиозно-философской мысли первой половины XX века».
В 1988 г. рукоположен в сан диакона, затем священника. С 1989 -1990 гг. – священник храма преподобного Серафима Саровского. В 1991 г. – священник Софийского собора Царского Села. С 1996 г. протоиерей. С 1999 г. настоятель свв. апостолов Петра и Павла при Академии постдипломного педагогического образования.
С 1993 г. является членом Синодальной комиссии по канонизации святых. В 2003 г. был участником Всезарубежного пастырского совещания РПЦЗ в г. Наяк (США) по вопросу воссоединения с Московской Патриархией. Член Русской Православной Церкви. С 2009 г. член ред. совета по написанию учебника и методических материалов по учебному курсу “Основы православной культуры” для средней школы.
Участвовал в экуменических контактах, например, в Экуменическом форуме, организованном евангеликами Вестфалии 14-20 июня 1993 г.
В 2004 г. избран в Епархиальный Совет Санкт-Петербургской епархии. Автор-ведущий епархиального радио Санкт-Петербургской митрополии “Град Петров” (www.grad-petrov.ru), один из постоянных авторов официального журнала Санкт-Петербургской митрополии “Вода живая”. 6 августа 2009 г. исключен из числа членов Комиссии по канонизации святых Санкт-Петербургской епархии.
Оо. Митрофанову и Ианнуарию (Ивлиеву) (справа) Синод указал на дверь
По своим взглядам является почвенником в духе А.И. Солженицына. В 2007 г. выступил с апологией эвтаназии. Он утверждал в интервью сайту “Вода живая”: Самоубийство или лишение себя человеком собственной жизни далеко не всегда воспринимается Церковью как грех, а совершение убийства в некоторых случаях считается меньшим грехом, чем его несовершение . Согласно о.Г.М., не всякое лишение человеком себя жизни может рассматриваться как грех .
О.Г.М. так описывает эвтаназию: Допустим, человек, убеждается в том, что он болен неизлечимым заболеванием, – а такое возможно, благо диагностика в современном мире развивается все лучше и лучше. Он узнает, что данное заболевание приведет его, – может, через несколько месяцев, может, через несколько недель, – к мучительной смерти, которая лишит его возможности уйти из жизни в покое и в сознании и обременит его близких материальными и моральными затратами на бессмысленное продление его жизни. И человек хочет проститься с этим миром, с близкими людьми в полном сознании и не переживать тяжелых физических мучений, превращающих его в страдающий кусок мяса. И вот, когда он сам принимает решение об уходе из жизни, разрешив все свои юридические и моральные обязательства перед людьми, обозначив свою последнюю волю вполне конкретными и ясными решениями, простившись с близкими, получив напутствие священника, – разве мы можем уподобить этот, осознанный выбор человека самоубийству в классическом смысле слова?
26 апреля 2007 г. на круглом столе “Семья в современной Церкви” выступил в защиту абортов и противозачаточных средств: целью брака является не рождение детей, а отношения между супругами, которые при определенных обстоятельствах могут не иметь детей вообще или иметь ограниченное (подразумевается – с помощью “неабортивных” контрацептивов) количество детей. При этом плотские отношения между ними могут существовать . Традиционное учение о Христианском браке о.Г.М. объясняет тем, что люди, в глубине души не познавшие брака, хотят максимально отравить своим мирянам жизнь в браке подобного рода просто унижающими человека обсуждениями и рассуждениями .
Конференция “Таинство Брака – Таинство Единения” (СПб, 2 января 2008 г.). О. Димитрий Сизоненко, о. Владимир Хулап, о. Ианнуарий (Ивлиев), о. Георгий Митрофанов, о. Дмитрий Симонов.
В ходе “просветительской” конференции “Таинство Брака – Таинство Единения”, прошедшей 2 января 2008 г. в храме Новомучеников и Исповедников Российских в Санкт-Петербурге, о.Г.М. утверждал, что на протяжении веков представление о браке как о Таинстве было чуждо русскому народу . До XV века Таинство Брака, венчание, как правило, вообще не совершалось в семьях русских крестьян . То есть во времена свв. Алексия Московского и Сергия Радонежского. Согласно официальному органу Санкт-Петербургской епархии “Вода живая”, на вопрос о легендарных святых Петре и Февронии как примере идеальной супружеской пары в русской агиографии, отец Георгий ответил: Нам неизвестно доподлинно, существовали ли эти люди вообще .
О нем
Цитаты
Суть наследия о. Александра Шмемана заключается в том, что он призывает нас не строить иллюзий, призывает нас творить церковную жизнь, не пытаясь сохранить какие-то исчерпавшие себя формы, а именно развивать церковную жизнь, веря в ее неизбывное содержание, которое от Бога дается нам во всей полноте.
Основные труды
Русская Православная Церковь в России и в эмиграции в 1920 годы. К вопросу о взаимоотношениях Московской Патриархии и русской церковной эмиграции в период 1920-1927 гг. (1995)
История Русской Православной Церкви. 1900-1927 (2002)
Антон Владимирович Карташев. Русский богослов и церковный историк, государственный и общественный деятель // Посев, 2002, № 10-11.
Россия XX века - Восток Ксеркса или Восток Христа. Духовно-исторический феномен коммунизма как предмет критического исследования в русской религиозно-философской мысли первой половины XX века (2004)
Русские религиозные философы о духовно-религиозных последствиях коммунизма в России // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского Института. Материалы (2005)
Смерть по собственному желанию. Вода живая. Санкт-Петербургский церковный вестник. Официальное издание Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви. 2007. №6
Проповеди (2009)
Трагедия России. “Запретные” темы истории ХХ века (2009)
Источники
Образ Церкви в дневниках протопресвитера Александра Шмемана // Церковный вестник. 2006. № 6, март
Требы, проповедь, исповедь - и слова, оставшиеся без ответа. Отчего выгорают священники, и как можно им помочь - размышляет протоиерей Георгий Митрофанов.
Священник выступает в качестве ритуально-бытовой обслуги
– Сейчас много говорят о выгорании работников благотворительных фондов и волонтеров, учителей, врачей, родителей. О выгорании священников говорят меньше. Есть ли вообще такое явление? Насколько оно массовое?
– Честно говоря, для меня выгорание – нечто, что является неизбежной составляющей жизни любого человека. Человек меняется, не всегда в лучшую сторону, устает от жизни, профессии, общения с людьми. Не случайно жизнь все-таки конечна. Поэтому термин очень расплывчатый и может быть применен к любому человеку независимо от его профессий и применительно к обстоятельствам его жизни.
В контексте священнического служения мы можем говорить об очень многих проблемах. Мне, как церковному историку, уместнее было бы дать исторический экскурс, который многое объясняет. Я его и сделаю позже. Но все-таки, будучи еще и священником, я бы сначала обрисовал то, что должно составлять основной смысл, содержание деятельности священника, как это содержание проявляется в нашей современной церковной жизни и какими издержками может сопровождаться.
Казалось бы, на поверхности лежит что? У священника есть определенные обязанности. И первой является богослужение. Чтобы совершать богослужение, у человека должна присутствовать внутренняя потребность более активно в нем участвовать, психологически, нравственно, интеллектуально.
И, учитывая сложную структуру нашего богослужения, глубокий богословский смысл многих наших богослужебных текстов, у человека должны быть соответствующие знания для понимания, что он делает, что произносит, что совершает.
А вот теперь я невольно задаюсь вопросом: для большинства современных священников что в богослужении со временем становится главным? Более того, предпочтительным и даже желанным? Отнюдь не совершение годичного круга богослужения в храме и даже не совершение литургии, а совершение треб. Треб, которых им приходится совершать очень много, которые не требуют особенных интеллектуальных, психологических, нравственных усилий. И дают наиболее ощутимый и быстрый доход, необходимый священнику, потому что он – не бестелесное существо.
И самое главное, треба – форма богослужения, не требующая наличия глубокой, духовной связи священника с людьми, которые приходят ее совершать. Совершив молебен, панихиду, крещение, венчание и столь любимое священнодействие, связанное с освящением квартиры, офиса, машины, а в сельской местности еще и гумна, кладезя, чего только не освящается, священник довольно быстро завершает общение с человеком, для которого он совершает требу. Либо оно может продлиться трапезой, как правило, не предполагающей серьезного пастырского разговора. Священник получает вознаграждение и может потом не видеть этого человека всю последующую жизнь.
Протоиерей Георгий Митрофанов. Фото: Владимир Ходаков
И все довольны. У всех возникает ощущение, что священник исполнил свой долг. Наши малоцерковные, околоцерковные и прицерковленные современники ощущают себя приобщившимися к церковной жизни. А самое главное, возникает ощущение, что теперь есть хоть какая-то гарантия, что машина не разобьется, колодец не заплесневеет, а квартиру не постигнет пожар. И все это отнюдь не предполагает постоянного общения данного священника с этими людьми, а этих людей со священником в контексте общей приходской жизни и совершения литургии.
Священник выступает в качестве ритуально-бытовой обслуги, совершенно лишенной какой-либо одухотворенности, выполняет потребности малознакомых или совсем незнакомых ему людей.
Да, он за это получает деньги, и на основании этих денег может обозначить свой статус в епархии, платить епархиальные взносы и демонстрировать, что в приходе существует какая-то жизнь. Но большая часть приходящих к нему людей – это даже не прихожане, а захожане.
И это не может не опустошать, или же человек начинает снисходить на уровень любой обслуги: парикмахера, продавца. У нас немало священников, которые, прослужив какое-то время, именно так и начинают мироощущать себя.
– Сколько на это может потребоваться времени, несколько лет?
– Зависит от особенностей личности человека, от уровня его культуры. Я к этому перейду дальше. Мы с вами увидели, что в одной из основных функций священника существуют серьезные основания, чтобы вдруг ощутить себя человеком опустошенным, одиноким, к которому люди относятся исключительно потребительски, и к которым он сам начинает относиться так же потребительски, ничего от них не ожидая, кроме материального вознаграждения за потраченное время, бремя произнесения малопонятных для них ритуальных слов, осуществления совсем непонятных для них ритуальных действий, которые иногда могут сопровождаться в меру душевным разговором, если за совершением требы следует трапеза.
– Не отдает ничего и не наполняется сам?
– В их взаимоотношениях происходит имитация церковной жизни. А, на самом деле, перед нами да, безусловно, жизнь религиозная, но низшего порядка, это магизм. Перефразируя известную книгу протоиерея Александра Меня, магизм без единобожия. Христос в данном случае не обязателен, его может и не быть.
Он устает от слова, которое остается без ответа
– Вторая функция священника, помимо совершения богослужения, тоже не менее значимая, хотя в нашей Церкви она вторична и даже третична. Это произнесение проповеди, научение людей. Надо помнить, что до 2-й половины 18-го века подавляющее большинство духовенства вообще не произносило проповедей веками. И эта сфера стала развиваться лишь в 19-м веке, когда у нас постепенно наросла прослойка образованного духовенства, приученного к мысли, что проповедь является обязательным компонентом богослужения.
А потом духовенство практически полностью было уничтожено, исчезло из жизни, и если мы вспомним, что в 90-е годы большинство духовенства у нас вообще никакого богословского образования не имело, вполне понятно, что приходя к служению, многие новорукоположенные священники ограничивались тем, что осваивали чисто внешние формы совершения богослужения и, прежде всего, треб, которые делали излишним произнесение проповеди. Служба долгая, закончилась, и, слава Богу, с миром изыдем, а на требе о чем говорить? И так все ясно. И эта функция не исполнялась.
С другой стороны, немало священников проповедует, и тут возникает своя проблема.
Понимаете, проповедь помогает священнику активизировать свой контакт с людьми, попытаться, говоря о чем-то, в их реакции на свои слова увидеть их внутренний мир: конечно, если есть ли у них какие-то мысли о Христе, о собственном несовершенстве, и так далее. Проповедь этому способствует.
А если проповеди нет, или она формальна?
Могу сказать по собственному опыту: я многие годы произношу проповеди, всегда после евангельского чтения, достаточно продолжительные, не менее 15-20 минут. С годами у меня возникло ощущение, что это не мой монолог. Я никогда не готовлюсь к проповеди, я выхожу и не знаю, что буду говорить. И в процессе разговора возникает невыразимый контакт между тобой и паствой, ты начинаешь вместе с ними размышлять над евангельским текстом. А Евангелие, при всей своей простоте, очень насыщенный текст, там существует масса слоев и подтекстов. А особенно когда прихожане состоят из тех людей, которых ты знаешь, видишь их живые реакции, по ним ты на чем-то акцентируешь внимание.
Проповедь – таинство церковное, вне литургии оно практически не бывает. К сожалению, даже у тех, кто проповедует, возникает ситуация искусительного характера: священник говорит о казалось бы всем очевидных вещах, все понимают эти вещи вроде бы одинаково, но, зная их жизни, он видит, как мало в них реализуется смысл тех слов, которые он произносит. Да и он сам, часто говоря правильные слова, не может не видеть дистанции между словом и делом. А ведь, произнося слова с амвона, он берет на себя определенного рода обязательства. Одним из главных героев проповедей должен быть Христос, а, с другой стороны, люди.
Я часто слышу от прихожан, которые слушают мои проповеди долгие годы, что в них все больше и больше усиливается аспект, связанный с людьми, с тем, как люди реагируют на Христа. И именно в этом аспекте деятельности священник сталкивается с тем, как мало значит слово само по себе, не подкрепленное жизнью, делом.
Я вспоминаю один выразительный эпизод, когда я был еще молодым священником. Конец 80-х годов, должно было пройти отпевание, которое совершал священник более солидный, в прошлом актер. И он говорил: «Надо что-то сказать, а я толком о покойном и не знаю ничего, ладно, как-нибудь на автопилоте». Я был внутренне возмущен таким подходом. Но со временем понял, что если убрать почти цинично звучащий термин, понятно, что имелось в виду. Речь шла о том, что, даже обращаясь к незнакомым людям, ты, как священник, должен говорить им то, что должно возвещать Евангелие. Даже не зная, как это преломится в их сознании и обстоятельствах их жизни.
Это сложный процесс, требующий усилий. И человек от этого устает. Устает от слова, которое часто остается без ответа. Вот почему важно в течение жизни священника произносить проповедь одним и тем же прихожанам, которых ты знаешь годами. А у большинства священников этого нет, они говорят в толпу.
– То есть, они теряют смысл в том, что говорят?
– Да. И возникает ощущение пустоты. Зачем я буду говорить Богу о том, что он и так знает? А людей это не интересует.
Что превращает священников в плохих психотерапевтов
– И, наконец, еще одна функция, не менее искусительная, но значимая в жизни священника. Это пастырство, одной из форм которого является духовничество. Одной из колоссальных проблем нашей церковной жизни является то, что у нас на всем пастырстве лежит печать духовничества. У нас все священники имеют право исповедовать, и все христиане перед причастием обязаны исповедаться.
Но большинство наших священников не умеет исповедовать, а большинство наших прихожан не умеет исповедоваться. Это привело к колоссальному профанированию таинства покаяния в форме исповеди. На исповеди люди меньше всего каются. А больше всего озабочены двумя вещами: получить ясный, простой ответ на свои самые разные вопросы и услышать слово успокоения, сочувствия, поговорить о своих проблемах.
– Получить поддержку?
– Да. «Скажи мне, как мне жить?», «Скажи мне, что мне делать?». А что может знать священник, даже не молодой, а старый, о жизни людей, во многом отличных от него? У них свои семьи, свои профессии, своя социальная среда. И возникает странное сочетание таких псевдомонастырских директивных указаний «делай так, делай эдак» и очень неквалифицированной психотерапевтической беседы.
И в этом можно проводить часы, дни, месяцы и годы. И многие священники на это поддаются, потому что подчас у них нет иных форм общения с людьми, кроме как, стоя с ними у аналоя, превращать исповедь в психотерапевтический сеанс, дурной и непрофессиональный. Потому что тема исповеди есть покаяние человека в конкретных делах, тема пастырской беседы есть постановка конкретных вопросов, не благословить прооперироваться, а как поступить в ситуации с христианской точки зрения, с точки зрения Церкви.
Причем требуется не мнение священника, а мнение Церкви. Это все уходит на второй план. И это колоссально ломает священников, превращая их в плохих психотерапевтов. У человека вообще никаких религиозных вопросов нет, но священник не чувствует себя вправе сказать: «Это не ко мне», если, тем более, речь идет о разговоре на исповеди.
А священник же живой, и эта пустопорожняя болтовня у аналоя выхолащивает его душу.
Он опять ощущает себя одиноким. Это одна из проблем очень важных.
– Семья поддерживает?
– Да. Но я очень хорошо представляю себе, что для многих священников семья отнюдь не является такой тихой заводью. А, скорее, поводом для искушения, когда, например, во имя семьи он забывает свой пастырский долг. Когда семья, часто еще менее развитая, чем он, в духовном, религиозном смысле, определяет его, как просто добытчика, доставалу.
И, при этом, любой человек в семье переживает тоже определенного рода кризис. Такое понятие, как одиночество вдвоем, свойственно многим священникам. Это усугубляет его одиночество, на которое он обречен, просто как священник.
Есть паства, которая не становится семьей. И есть семья, которая в общем кризисе семьи часто является не подспорьем, а искушением.
Видите, я попытался объяснить причины того, что называется выгоранием. Как видите, их очень много. Но, может быть, самой главной причиной выгорания является то, и это я говорю, как священник, пребывающий в сане почти 30 лет, как преподаватель духовной школы, столько же лет в ней преподающий, что большая часть людей, поступающих к нам, совершенно не представляют себе, что такое служение священника и что такое церковная жизнь.
Зачем эти молодые люди идут в семинарию?
– А как они ее себе представляют?
– А вот тут мы с вами должны сделать определенный исторический экскурс. Просто чтобы понять, что происходит и как такое возможно. Прежде всего, надо иметь в виду, что первые шестьсот с лишним веков христианства духовенство у нас вообще не училось. Оно было потомственным, и дети научались у отцов чисто внешнему совершению богослужения, не понимая его, не зная, не умея проповедовать и просвещать своих прихожан. Они были совершителями богослужения и треб. Совершенно, при этом, бездумно.
Наконец, после мучительного 18-го века, когда у нас все-таки создалась система богословского образования, в 19-м веке появилось духовенство, осознавшее, что священник должен быть образованным и иметь специальные знания. Я хочу подчеркнуть, что речь шла о детях потомственного духовенства. Выработался определенный, отличный от стиля жизни мужиков уклад жизни священнической семьи. Именно они были самыми крепкими, как в нравственном, так в и бытовом отношениях. Священник все-таки на каком-то уровне уже был не тождественен своему невежественному пасомому крестьянину. Образование дало новый импульс явлению, и духовенство наше стало развиваться далее.
В начале 19-го века, например, провинциальная масса дворянства уступала священнослужителям в образовании. Вот почему даже те поповские дети, которые не становились священниками, как правило, пополняли ряды русской интеллигенции. И выработалось понимание того, что священник должен готовиться к своему служению. Не только получив церковное воспитание с младенчества в семье, но и пройдя духовную школу: четырехгодичное духовное училище, шестигодичную семинарию. И только после этого человек может быть священником.
В результате, когда в начале 20-го века, когда сословная замкнутость духовной школы была во многом преодолена, начался интересный, только зародившийся процесс притока в духовное сословие и русской интеллигенции – людей, уже образованных светски, но так или иначе осознавших для себя необходимость такой учебы. Как правило, такие люди поступали в духовные академии.
Все это было уничтожено в 20-е годы. Просто физически этот слой перестал существовать. И затем появившееся духовенство послевоенного периода было уже не потомственное, а рабоче-крестьянского происхождения, ибо все остальные сословия были максимально уничтожены.
Советская интеллигенция в первом поколении не напоминала ни русских дворян, ни русских священников, их дети были довольно простоваты. Наше духовенство резко не демократизировалось даже, а плебеизировалось: пришли люди из такой среды, в которой веками было сохранено внешнее ритуальное благочестие, но не было никакого понимания, что Церковь – это особая культура, а служение священников предполагает приобщение к этой культуре и традиции.
– То есть, опять мы вернулись к “мужикам”, из которых вышли?
– Да. Но при этом мы попытались восстановить духовную школу. Это понятно, потому что те немногочисленные представители сохранившегося к середине 40-х годов духовенства, сами ее прошедшие, понимали, что без этого нельзя. Но уровень возрождавшихся духовных школ был неизмеримо ниже тех духовных школ, что были когда-то.
И, тем не менее, несмотря на тяжелейшие условия перманентного гонения на Церковь 50-х, 60-х, 70-х, 80-х годов, уровень духовенства был все-таки выше, чем в 90-е годы. Почему? Потому что власти рассматривали духовные школы, как своеобразный фильтр, через который они пропускали будущих священников. Ведь попытка взять под контроль еще только будущего священника начиналась, когда абитуриент подавал документы в семинарию. На них уже выходили представители властей.
У меня первая профилактическая беседа с майором госбезопасности произошла, когда я только сдал экзамен и еще не знал, зачислили ли меня. И власти очень не любили, когда какие-нибудь деятельные архиереи ставили священников из людей, не прошедших духовную школу. А в духовной школе начиналось наблюдение, и немало было людей, исполнявших осведомительные функции среди преподавателей и студентов. Власти это устраивало.
Но происходило и другое: все проходили духовную школу, в которой были люди, которые, может быть, и сами были не очень образованными. Для меня примерами высокой богословской культуры были архиепископ Михаил Мудюгин, кандидат технических наук, имевший высшее светское образование, но потом закончивший духовную академию, и протоиерей Ливерий Воронов. Это были люди из потомственных интеллигентных воцерковленных семей, которые личностями своими доносили до меня тип мыслящего культурного священнослужителя. Сейчас среди нас таких нет. Есть образованные по советским меркам, но вот этот стиль уже утрачен навсегда.
Но самое страшное случилось в 90-е годы, когда в священный сан стали рукополагать без всякого образования.
Две трети священнослужителей у нас тогда были без образования. Что у них было за плечами? Хорошо, если какой-нибудь технический институт. А если это был тракторист или токарь? Что это был за священник? И эти люди совершали богослужения бездумно, проповедовали от ветра головы своея, общались с прихожанами в привычном для себя стиле, говорили о житейском.
Возникает еще одна проблема 90-х годов, которая способствует выгоранию священников. Для многих священников, даже горящих, исполненных высоких порывов, главной задачей на долгие годы становилась не задача созидания приходской общины, не общение со своей духовно мотивированной паствой, а задача построения храма в условиях страны, переживавшей колоссальный кризис. Строительство храма предполагало участие в подчас сомнительных мероприятиях, общение с сомнительными спонсорами и представителями властей. Это не могло нравственно не калечить людей, да еще и неразвитых.
Сейчас, когда проходит очередной набор, я думаю: «Зачем эти молодые люди идут в семинарию?». Они совершенно не понимают того, что такое священническое служение, а мы очень часто не успеваем их подготовить в наших духовных школах: четырехгодичной семинарии и двухгодичной академии.
Фото: Vk/Симбирская митрополия
Не выгорают, потому что никогда и не горели
– То есть зерно выгорания лежит уже задолго до того, как священник начинает общаться с паствой?
– Понимаете, выгорание может быть трагедией, а может пройти совершенно незаметно для выгоревшего священника, просто стать естественным процессом. Он не выгорал, а, собственно, и не загорался. Он не горел, он пришел работать в качестве ритуально-бытовой обслуги, изначально на это запрограммированной.
И, даже пройдя духовную школу, он ограничивается минимумом познаний, которые позволяют ему создавать ощущение, что он может быть обслугой более привлекательной, чем другой священник: что-то сказать, что-то изобразить. Вот почему одной из жутких проблем священников является невольное лицедейство.
Когда понимаешь, что такой, как есть, ты мало напоминаешь священника и начинаешь подражать кому-то, особенно священникам авторитетным, старшим. Начинается жуткая ролевая игра в священника, которая не может не опустошать.
Нет ни опыта церковной жизни, ни богословского образования, уж тем более, богословской культуры.
А самое главное, он не понимает, что для того, чтобы остаться священником, нужно жить духовной жизнью. У него этой духовной жизни еще не сформировалось у самого. Он без этой жизни продолжает свое служение.
– Тогда получается, что выгорание – удел немногих, только тех, кто горит внутри?
– Да! Поэтому выгорающие священники вызывают во мне гораздо больше не только сочувствия, но уважения, чем те, которые вот так вот идут, не выгорая, потому что у них в душах никогда ничего и не горело. Другое дело, что этот процесс, конечно, будет меняться исторически. Но сейчас мы видим очень печальную картину: выгорание священника – процесс, которого очень сложно избежать многим из нас.
Я вот выгорел или нет? Трудно сказать. Но то, что я уже не такой, как был раньше, это прекрасно понимаю. В чем-то я стал лучше, в чем-то хуже, наверное, трудно об этом говорить. Но, понимаете, значительная часть наших священников даже не доразвилась до выгорания, и это самое страшное. Эти люди профнепригодны. В каждой профессии есть профнепригодные люди.
Не может быть врачом человек, который не выносит вида мертвеца и при виде крови падает в обморок. С первого же курса таких людей отчисляют, либо они сами уходят, и это совершенно естественно. Да, канон запрещает рукополагать людей в священный сан, организм которых, например, отторгает вино. Но это то, что касается внешних, физиологических проявлений человека. Но ведь могут быть и духовные противопоказания.
– Какие могут быть духовные противопоказания? Если представить такого духовного врача, выдающего справку абитуриентам?
– Психиатрический диагноз, например. Существует хорошая система тестов, которая помогает выявлять людей, склонных негативным зависимостям.
– Алкоголь может быть попыткой сбежать от выгорания?
– Что касается пьянства, то это явление сопровождало историю нашего духовенства, как и всего нашего народа. Оно усилилось в 19-м веке, когда в деревенских приходах появились образованные священники. Они были отчуждены от мужицкой среды и были чужими в дворянской среде. У людей с духовными запросами, с более высоким уровнем культуры была полная изолированность, которая стала очень серьезной проблемой.
И только на рубеже 19-20 веков, в городах, прежде всего, когда образованное духовенство постепенно входило в разряд интеллигенции, священник стал свой в общении с учеными, общественными деятелями, офицерами, врачами, и дети у него интеллигенты. А в деревнях изолированность сохранялась, и деревенские священники из-за этого пили, конечно, гораздо больше. Вот эта типовая для русского человека анестезия в духовенстве срабатывала особенно, тем более, что спиртное было постоянно под рукой.
– У священника может быть депрессия? Настоящая медицинская депрессия?
– А почему же нет? Он же не перестает быть человеком, вот в чем одна из его проблем.
Не нужно стыдиться просить о помощи
– Можно ли как-то системно помочь таким священникам?
– Священник должен жить в контексте современного цивилизованного общества и должен быть готов прибегать к помощи разных специалистов. Мирянину сложно пойти к сексопатологу или психиатру, психотерапевтов у нас еще мало. Сложно, потому что стыдно. Не нужно стыдиться. И священнику не нужно стыдиться обращаться к помощи тех или иных специалистов, которые могут ему помочь в преодолении его человеческой немощи.
– Для таких выгоревших священников сеансы психотерапии могли бы помочь?
– Она их может психологически поддержать, эмоционально успокоить, как антидепрессант. Но проблему она не снимет. Бог о всех имеет попечение, и любой человек может покаяться. Я вполне допускаю, что на Страшном Суде Бог выгоревших священников поставит выше тех, которые никогда не загорались и поэтому никогда не выгорали. Это самое главное.
И даже если священник пережил кризис и отошел от служения, если он кается перед Богом, то Бог, безусловно, это все приемлет в большей степени, чем имитацию церковной жизни, которую осуществляют бородатые, косматые ролевики в неудобных архаичных одеждах, изображающие из себя прозорливцев, старцев и духовных наставников.
Вот этот церковный маскарад особенно отвратителен, и является часто неизбежным призванием тех, кто оказывается священником, не понимая, что это такое.
– Священнику не стыдно ощущать себя уставшим? Не способным больше этим заниматься, не желающим? Признаться самому себе, что он устал.
– Вы рассуждаете так, как будто священник проснулся и увидел себя в зеркале выгоревшим.
– Бывает так, что ты встаешь и понимаешь, что ничего не хочешь. И так уже которое утро подряд.
– Сколько же таких утренних пробуждений должно быть? Пять, десять? Чтобы прийти к выводу, что ты выгорел. Здесь все настолько сугубо индивидуально. Есть одно очень хорошее средство против выгорания, и культурные, развитые, просто умные люди это понимают: с возрастом человек начинает терять интерес к самому себе. Он меньше копается в собственных состояниях, а больше, особенно если это священник, смотрит на окружающих его людей.
Священник неотделим от Христа. Любой человек, прожив жизнь, понимает, что он в достаточной степени ординарен, неинтересен, что все, что было в его жизни, уже тысячу раз переживалось другими когда-то, и он начинает более здраво оценивать свои возможности. Вот он проснулся с ощущением того, что ничтожен и жалок, вступил в общение с прихожанином, который переживает трагедию, находится в сложной ситуации, и вдруг увидел в нем достойнейшего христианина, и ему стало стыдно: как же я могу опускаться так, когда человек пережил такие испытания, а такой одухотворенный.
Прихожане, с одной стороны, великие искусители для священника, а с другой, это его великая поддержка, потому что это и есть Церковь. Не надо замыкаться в себе, нужно быть открытым для Церкви. Где увидеть Христа? Мы все этот ответ прекрасно знаем: Христос приходит к нам в виде наших ближних.
Настя Дмитриева , Протоиерей Георгий Митрофанов
В пасхальную ночь с третьего на четвертое апреля в широкий прокат выходит фильм Владимира Хотиненко «Поп», посвященный одной из малоизученных страниц Великой Отечественной войны — деятельности Псковской православной миссии, возрождавшей церковную жизнь на оккупированных немцами территориях северо-запада СССР. Многие священнослужители в рамках специальных показов уже имели возможность познакомиться с этой картиной. Протоиерей Георгий Митрофанов, занимающийся историей Русской православной церкви XX века, в интервью корреспонденту РИА Новости Дине Даниловой высказал свое мнение о том, насколько этот фильм спорный с исторической и духовной точек зрения, а также о том, нужна ли полемика о событиях того времени.
- Отец Георгий, насколько достоверен фильм с исторической точки зрения?
Фильм режиссера Владимира Хотиненко «Поп», к сожалению, отличается (что, может быть, для художественного фильма и допустимо) значительным произволом с точки зрения изображения исторических событий. Надо сказать, что главный герой этого фильма - отец Александр Ионин, назван так не случайно. Здесь, безусловно, присутствует намек на одного из ведущих священнослужителей Псковской миссии протоиерея Алексея Ионова. И уже с этой точки зрения возникают определенные противоречия.
Родившийся в 1907 году в Двинске отец Алексей Ионов, собственно, никогда не жил в Советском союзе, за исключением одного года - периода советской оккупации Прибалтики - с лета 1940 по лето 1941 года. Он учился на Богословском факультете Рижского университета, затем окончил Свято-Сергиевский богословский университет в Париже. Он менее всего напоминал сельского священника, и уж тем более ни как не мог «окать». Вот это, в достаточной степени, довольно искусственный момент сразу же вызывает ощущение недостоверности по отношению к главному герою и ко многим событиям.
Надо сказать, что, будучи активным членом русского студенческого христианского движения, отец Алексей Ионов действительно был активным просветителем, миссионером, но, кроме того, это был последовательный антикоммунист, для которого советский режим представлялся главным врагом Русской православной церкви. Собственно таковыми были настроения и многих других участников Псковской миссии…
Прибывшего в марте 1941 года в Прибалтику митрополита Сергия Воскресенского, который фигурирует в фильме, представители местного духовенства поначалу воспринимали просто как большевистского агента. И ему потребовались очень большие усилия уже в период оккупации, занимая последовательную антикоммунистическую позицию, чтобы получить доверие этого духовенства, как и германских оккупационных властей.
С 1941 по 1944 годы Сергий Воскресенский последовательно выступал с призывами к православному духовенству и православным христианам поддерживать германскую армию, подчеркивал, что только разгром большевизма в Советском Союзе поможет сохранить русскую православную церковь. Молебны о даровании победы германской армии в храмах Прибалтики и Псковской миссии служились с 1941 года.
Так что атмосфера, которая сопровождала начало деятельности Псковской миссии и последующую ее деятельность, была как раз вполне определенно антикоммунистической. И никаких скрытых симпатий к Красной армии у подавляющего большинства миссионеров не было. И не случайно и отец Георгий Бенигсен, который также фигурирует в фильме, и отец Алексей Ионов (прототип главного героя), ушли вместе с немцами. Отец Георгий служил в кафедральном соборе в Берлине в 1944 -1945 годах, отец Алексей Ионов совершал молебны в Комитете освобождения народов России, которым руководил генерал Власов, а потом вообще, оказавшись в Америке, закончил свою жизнь в Русской православной церкви за границей…
ОККУПАЦИЯ: ПОПЫТКА ВЫЖИТЬ
Странная деревня, скорее какой-то хутор, который фигурирует в фильме, вызывает вопросы. Достаточно посмотреть, как одеты молодые колхозницы в клубе: в городах так не во всяких ходили. Надо отдавать себе отчет, в каком ужасающем положении находилась накануне войны Псковщина…
Что касается общей ситуации. Надо отдавать себе отчет в том, что на оккупированных территориях было оставлено около 70 миллионов гражданского населения. В основном, старики, женщины и дети, мужчин там было немного... И эти люди, в основном, мечтали только о том, чтобы выжить, выжить со своими детьми и стариками. Они жили в тяжелых условиях.
Надо сказать, что режим оккупации на Псковщине и вообще в областях РСФР был мягче, чем на Украине и в Прибалтике, потому что оккупация находилась в ведении военной администрации. И в общем и целом во многих районах, если там не было партизан, положение было довольно спокойное. Там, где появлялись партизаны, начинались грабежи мирного населения, и без того платившего не малую дань немецким оккупационным властям, уже со стороны партизан, начинали действовать зондеркоманды, и население вовлекалось в самую жестокую войну, которая только может быть — в войну партизанскую.
Поэтому большинством населения партизаны воспринимались как великое несчастье, поэтому полицаи из состава местного населения часто воспринимались просто как люди, которые защищали и от произвола партизан, и от произвола немецких солдат. Конечно, полицаев могли использовать и в карательных акциях по отношению к мирному населению, конечно, среди полицаев было не мало тех, кого можно считать военными преступниками, но основная масса полицаев - это местные жители, которые пытались сохранить хоть какой-то покой и достаток своей деревни, своих семей.
Вот почему очень странной кажется картина, когда священник отказывается отпевать полицаев, имея в виду, что это сыновья, братья и мужья его пасомых, крестьян данной деревни.
В то же время эта попытка священника не допустить повешения четырех партизан выглядит в достаточной степени надуманно. Для большинства в этой деревне партизаны были, в общем-то, несчастьем, жители могли плакать по поводу своих родственников — убитых полицаев, но сомнительно, чтобы они плакали по поводу партизан, которые составляли своей деятельностью им же самим проблемы. Вот это была страшная правда о войне на оккупированной территории — люди пытались просто жить, выживать.
И тут только одному можно поражаться - вот если бы такую карательную акцию проводило бы НКВД - вот это выступление священника по поводу защиты четырех казнимых привело бы к пятой виселице — для него. А здесь его великодушно отпускают… Вот это неадекватное восприятие каких-то сторон оккупационной действительности, подчиненное, видимо, привычным идеологическим стереотипом, конечно, дает условность.
Вообще же картина получается, в какой-то степени, зловеще выразительная. Крестьяне, восстанавливающие храм, с трудом вспоминают, когда он был закрыт, хотя речь ищет о 1930 годе. Потом достают радостно колокол, который сами же сбросили в воду.. А позже, по приходу советских войск, когда священника арестовывают, никто не пытается как-то на это отреагировать. Только его несчастные приемные дети предлагают сдать кровь для его спасения, картина довольно безысходная... Возникает вопрос, а что же собственно делал священник все это время в отношении своей паствы? То есть деревня очень легко возвращается к такому своему забитому советскому состоянию…
Поэтому изображение деревни, хотя там много нарочитых сцен, имитирующих документальные кадры, например, появление немцев и так далее, представляется тоже, в общем, довольно искусственным.
ПАСТЫРЬ ИЛИ АГИТАТОР?
- По вашему мнению, оправдывается ли эта условность тем, каким в итоге получился фильм в целом?
Владимир Хотиненко - режиссер, безусловно, талантливый. Я считаю, что он снял лучший фильм на религиозную тему в нашем кинематографе - фильм «Мусульманин». И уже это одно у меня уже вызывало заочное расположение к фильму «Поп». Тем более у нас еще не было фильма, который бы попытался изобразить деятельность священнослужителя во время войны на оккупированной территории, не было фильма, где это было бы серьезно показано.
Безусловно, в этом фильме есть очень удачные эпизоды, например, беседа священнослужителя с еврейской девочкой, а потом ее крещение в момент вхождения немецких войск в латышскую деревню. Возрождение храма, пасхальный Крестный ход, - очень выразительная сцена, когда мы видим этот Крестный ход, окруженный, с одной стороны кольцом лающих собак, а с другой - на другом берегу реки комиссара, накачивающего ненавистью к этому священнику и ко всему происходящему. Видим два кольца зла вокруг церкви - нацистское зло и коммунистическое зло.
Бесподобна сцена, завершающая фильм, когда прошедший лагеря, уже дряхлый старец, живущий насельником Псково-Печерского монастыря, видит группу молодых людей… Он видит, что его труды на Псковской земле перечеркнуты. Родилось на этой земле им просвещенной и им крещенной безбожное поколение…
Это очень сильная сцена, которая во многом противоречит общему контексту фильма, где главный герой выступает не столько как священник, сколько как агитатор и социальный работник, возящий продукты пленным. Да, это делали представители Псковской миссии, но они ведь еще пленным литургию служили, исповедовали их, наставляли как-то в тяжелейших условиях. Ими же не занимался никто, сталинский режим предал их. Но мы не видим главного героя как пастыря, как миссионера, мы видим его постоянно озабоченного одним: осуществлять свое служение под властью немцев, и тех же самых немцев стараться обличать, в попытке остаться патриотом своей страны, хотя какой страны - сказать довольно сложно. Тут есть такая двусмысленность - у каждого христианина есть, прежде всего, небесное отечество, которое может быть гонимым в том или ином его земном отечестве.
Во всяком случае, подводя какой-то итог, можно сказать, что этот фильм вызывает у меня ощущение полуправды. Вот я часто задумываюсь над тем, а что лучше - правда или ложь? Безусловно, правда. А вот когда речь идет о полуправде, возникает определенного рода сомнение.
Участники Псковской миссии были страшно оболганы. Они потом разделились на три группы. Часть из них ушла вместе с немцами на запад, чуть больше половины осталось здесь, и большинство из них были репрессированы, но не все.
Мне доводилось общаться многие годы с двумя членами Псковской миссии. Протоиереем Ливерием Вороновым, профессором нашей Санкт-Петербургской духовной академии и архимандритом Кириллом Начисом, духовником нашей епархии. Оба они были участниками Псковской миссии, оба потом сидели в лагерях. И у обоих, в особенности у архимандрита Кирилла, было ощущение, что это был один из самых счастливых периодов в жизни.
При этом надо отдавать себе отчет, что очень многие члены Псковской миссии были русскими эмигрантами, которые мечтали приехать в Россию. Они с пасхальными песнопениями переезжали границу Псковской области. Они не обсуждали, как «колбасников» перехитрить, они радовались возможности приехать в родную землю и начать пасторскую деятельность, как это во многом было характерно для эмигрантов первой волны. Этого ощущения фильм не вызывает. Такое возникает подчас ощущение, что у автора работает такая политическая самоцензура: не отступить от идеологических стереотипов, взявшись за тему, которая действительно не раскрывалось ранее.
И вот, посмотрев этот фильм несколько раз, я все-таки прихожу к выводу, что полуправда, это почти то же самое, что ложь. И вот ощущение полуправды этого фильма вызывает у меня к нему очень сложное отношение, притом, что я повторяю, в этом фильме есть блистательные эпизоды, прекрасные актерские работы.
Но в целом фильм очень противоречивый и неровный. Очень хорошо, что такой выдающийся режиссер обратился к такой, до недавнего времени запретной теме, но очень грустно, что полной свободы, как художественного творчества, так и стремления передать историческую достоверность, этого стремления я там и не почувствовал…
В целом, фильм уязвим как исторической, так и с духовной точки зрения, ибо историческая реальность представлена далеко не достоверно, а с духовной - мы не видим в главном герое, прежде всего, пастыря, проповедника, духовника, миссионера, просветителя, а видим его только в качестве агитатора и социального работника.
ВТОРОЕ КРЕЩЕНИЕ РУСИ
- Чем же на самом деле занималась Псковская миссия?
Православные священники Псковской миссии, созданной по инициативе митрополита Сергия Воскресенского, работавшие на оккупированных территориях Северо-Запада, получили такую огромную свободу для деятельности, какую православное духовенство не имело ни до войны, ни после войны, никогда в советский период. Это, в частности, проявилось в том, что духовенство Псковской миссии имело возможность преподавать закон Божий в школах. Как раз отец Алексей Ионов создал целую систему преподавания Закона Божьего в школах, например, Островского района Пскова.
Они выступали в газетах, на радио, организовывали детские сады, разного рода социальные организации, в частности — детские и молодежные. Такой широкой свободы и права просветительской и социальной работы русское православное духовенство никогда не имело в СССР. К завершению деятельности миссии было уже 400 приходов на территории Псковской, Новгородской и Ленинградской областей.
И это, конечно, пробуждало многих членов Псковской миссии рассматривать свою деятельность в период войны, как деятельность по второму крещению Руси! И главное, чем они занимались, это конечно деятельность пасторская, просветительская, миссионерская, а не какая-то общественно- политическая. К сожалению, вот эти моменты представлены в фильме недостаточно.
ЛУЧШЕ ЖИВАЯ ПОЛЕМИКА О ВОЙНЕ, ЧЕМ СОВЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Не кажется ли Вам, что этот фильм вызовет новую волну полемики между советским и антисоветским взглядом на историю Второй мировой войны, наше общество и так разделено, хорошо ли это?
Мы и так слишком долго пребывали в единомыслии, которое отучило нас мыслить, о чем либо всерьез и переживать что-либо всерьез. Поэтому живая, искренняя и заинтересованная полемика будет нам только полезна. К сожалению, надо признать, что последним не развенчанным мифом советской идеологии является миф о Второй мировой войне, как понимали ее коммунисты. И любой честный разговор о реальной Второй мировой войне, о тех ее сторонах, которые либо подвергались умолчанию, либо давались совершенно извращенно, может быть, для нашего общества только полезен.
Тем более, что меня очень настораживает стремление формировать новую национальную идеологию только на опыте победы во Второй мировой войне. Я глубоко убежден, что любая национальная идеология будет только тогда по-настоящему творческой и плодотворной, если она будет обращена не к темам войны, то есть разрушения, а к темам созидания русской государственности, русской культуры, русской церкви, в том числе.
АКТЕРСКАЯ УДАЧА МАКОВЕЦКОГО
Как Вы, как священнослужитель относитесь к тому, что главную роль, роль священника, сыграл актер, игравший в прошлом самые разные персонажи, в том числе вора и соблазнителя?
Я всегда отдавал себе отчет, что искусство предполагает элемент определенного рода условности. Вот почему я очень обеспокоен тем, что у нас люди по кинематографу оставляют себе представление об истории… А вместе с тем это достаточно условно и я могу сказать, что раз существует кинематограф, то может быть исполнение ролей священников и, может быть, даже святых. Допустим, Харрис в фильме «Третье чудо» создает замечательный образ священника, хотя кого только этот актер голливудский не играл, или, например, Джереми Айронс и Роберт Де Ниро в фильме «Миссия» создают образ монахов очень выразительный.
В фильме «Поп» элемент искусственности (в изображении главного героя) был, но в целом, мне кажется, что это скорее актерская удача Маковецкого, чем не удача. Вообще же (в нашем кинематографе), образу священника не везло: актерам трудно войти в этот образ и это говорит о том, насколько глубоко секуляризовано наше общество. Любой актер это лицедей в том смысл, что, пребывая в жизни, он перенимает какие-то характерологические черты людей, разных социально-психологических типов. Но вот, видимо, опыт общения со священниками у подавляющего большинства актеров отсутствует…
Как вам показалось, это была попытка снять фильм об истории Русской православной церкви во время Второй мировой войны, или все-таки это фильм о конкретном персонаже?
Я думаю, что все-таки второе. Вот почему в конце фильма как безусловная истина подается версия о том, что митрополита Сергия Воскресенского убили немцы по дороге из Вильнюса в Каунас. До сих пор историки спорят на эту тему. И я как церковный историк склоняюсь к версии, которая доминировала все предшествующие годы, что его убили именно партизаны, а вернее даже - диверсионная группа, заброшенная в тыл. То есть там, конечно, с историей церкви обращаются очень вольно, и совершенно не убедительно. Так, Сергий Воскресенский, который был масштабнейшей фигурой русской церкви, мог быть героем отдельного фильма. Но здесь, видимо, было важно показать главного героя, а все остальные просто фонируют ему, даже священнослужители.
- Будете ли говорить об том фильме с паствой, советовать его посмотреть?
Многие мои прихожане уже этот фильм посмотрели во время двух сеансов, которые были в нашей епархии. С некоторыми мы уже обсуждали этот фильм и будем обсуждать по мере дальнейшего просмотра. Слишком мало у нас фильмов, где звучит церковная тема, поэтому фильм «Поп» на данный момент является одним из наиболее содержательных и интересных.
